Ты знаешь, кроваво-черные воды зла кишат пурпурными скатами. И пламя Армагеддона застит небеса багровыми платами... Меня больше нет...и кто-то иной управляет рассветами и закатами
Доктор, прошу, дай мне руку, Доктор!
В вопле сломанной марионетки,
Превращенной в куклу-копилку,
Гулко звенят и гремят монетки
Доктор, милый, спаси, умоляю!
Скоро появится гоблин гадкий
Вцепится в горло, вгрызется в кости,
Сердце сожрет, облизнувшись сладко.
Доктор, я так долго болею,
Нет конца и края моей болезни,
Это тоска, что приходит с рассветом,
В сердце сочится и в душу лезет.
Доктор, я буду хорошим другом,
В мирах иных не найдешь храбрее,
Только приди, протяни мне руку,
И забери отсюда скорее.
В танце далеких лун я забудусь,
Солнца далеких чужих небосводов,
В сердце навеки оставят пламя,
Вековечных своих хороводов.
Годы пройдут, промчатся столетия,
Вечность не вечна, касаясь смертных,
Доктор, ты ведь за мной вернешься?
Я на тоску налагаю вето.
В зеркале темном, за тонкой гранью
Выход ищу до изнеможения.
Доктор, ты навсегда оставил
ТАРДИС в глазах моего отражения.
В вопле сломанной марионетки,
Превращенной в куклу-копилку,
Гулко звенят и гремят монетки
Доктор, милый, спаси, умоляю!
Скоро появится гоблин гадкий
Вцепится в горло, вгрызется в кости,
Сердце сожрет, облизнувшись сладко.
Доктор, я так долго болею,
Нет конца и края моей болезни,
Это тоска, что приходит с рассветом,
В сердце сочится и в душу лезет.
Доктор, я буду хорошим другом,
В мирах иных не найдешь храбрее,
Только приди, протяни мне руку,
И забери отсюда скорее.
В танце далеких лун я забудусь,
Солнца далеких чужих небосводов,
В сердце навеки оставят пламя,
Вековечных своих хороводов.
Годы пройдут, промчатся столетия,
Вечность не вечна, касаясь смертных,
Доктор, ты ведь за мной вернешься?
Я на тоску налагаю вето.
В зеркале темном, за тонкой гранью
Выход ищу до изнеможения.
Доктор, ты навсегда оставил
ТАРДИС в глазах моего отражения.
Одно утешает - я закончусь, но Доктор будет жить и кому-то протягивать руку (ах, жаль, что не мне. И не Девятый).