Осколки. Часть 1

Осколки
Самум

Солнце почти село, алое марево дрожало у самого горизонта, окутывая холмы. Назир смотрел на тонкий красный полукруг, и лишь только тот скрылся, он завел мотоцикл и рванул к одиноко стоящему на отшибе дому. Глубоко внутри ширилась черной дырой болезненная пустота. Приказы не принято обсуждать, тем более приказы такого человека, как Хасан Балам. Но перед глазами у Назира снова вставали фотографии с места последнего взрыва, где сработало устройство, пронесенное смертницей. Обломки детской куклы, башмачок, ошметки мяса и кровавые брызги повсюду. По телу прошла дрожь. Дети. Неужто жизнь Джафийи стоит больше, чем жизни детей? Пусть даже она — его мать.
Дом должен был пустовать, однако Назир заметил неяркий свет в одном из окон. Неверный и тусклый, мерцающий — свечи или керосиновой лампы. Палестинец прикрыл глаза, подавляя знакомое чувство протеста, не оставлявшее его с тех пор, как он поступил под начало Балама. С трудом успокоившись, он завел мотоцикл в нижнее полуразрушенное помещение и надежно спрятал его среди ящиков и покрышек. Сверху не доносилось ни звука. Назир поднялся по шаткой деревянной лестнице, осторожно ставя ноги на скрипучие ступени.
Из-за приоткрытой двери в ноздри ударил запах боли, крови и женских духов. Ошеломленный этой странной смесью, палестинец толкнул дверь и вскинул пистолет. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и понять, что хрупкая светловолосая женщина, забившаяся в угол, опасности для него не представляет. Огромные синие глаза на нежном лице, тонкие пальцы левой руки прижаты ко рту.
— Не бойтесь, я вам не враг, — сказал он, входя в комнату и притворяя за собой дверь.
Она еще сильнее вжалась в стену, мелко дрожа. Теперь он заметил, что под носом и на левой скуле женщины подсохшая кровь и что она старается оберегать правую руку. Припухший локоть, неестественная поза... Назир покачал головой, сунул пистолет за пояс джинсов и медленно, шаг за шагом, приблизился.
— Не волнуйтесь, меня зовут... Джек, — он старался говорить спокойно, ровно.
— Не бей меня, — попросила она очень тихо, — делай что хочешь, только не бей. Пожалуйста.
— Я никогда не бью женщин, — он опытным взглядом осмотрел ее руку. Не зря много лет проработал в больнице. — Можешь пошевелить пальцами?
Она осторожно шевельнула и сморщилась. Назир ободряюще улыбнулся.
— Всего лишь вывих. Я сейчас вправлю его. Будет немного больно, но потом полегчает.
Она кивнула. Слишком покорно, слишком устало. Внутри у Назира все сжалось. При мысли о том, кем нужно быть, чтобы поднять руку на женщину, тем более, так ее изувечить, в голове мутилось от ярости. Из глубины сознания, из закоулков памяти всплывали образы стройной светлокожей женщины и огромного мужчины. И он сам, яростно кидающийся на обидчика...
— Все будет хорошо, только чуть-чуть потерпи, — он ласково погладил ее по волосам, осторожно взял вывернутую руку и ловким быстрым движением вправил. Она не вскрикнула, но дернулась и стала сползать по стенке. Назир огляделся, подскочил к постеленной на полу грязной рогоже, стащил с себя куртку и бросил поверх. После чего перенес женщину на это импровизированное ложе.
— Нет... нет... не бей, пожалуйста! — стоном сорвалось с ее губ. Она открыла глаза, в которых плескалась паника. Назир отстранился, понимая, что сейчас лишь навредит, если будет настойчив.
— Не бойся меня, — сказал он, присаживаясь поодаль на бумажные мешки, — если тебе и следует бояться, то только не меня. Как твое имя?
— Лана, — тихо ответила она, все еще настороженно глядя на него. — Кто ты? Зачем ты здесь?
Зачем... что он мог ответить? «Я здесь, чтобы подготовить теракт в Лондоне в это воскресенье. Не бойся, тебя я не трону». Назир горько усмехнулся. На миг показалось, что все это происходит во сне. И снова предательская ложная память подкинула ему несуществующее воспоминание — короткую жестокую схватку в холодных переходах средневекового замка, огромные глаза, в которых растворилась его ярость.
— Кто это сделал? — он указал на кровоподтеки, «украшавшие» ее лицо. Она подобралась, коротко, сухо всхлипнув.
— Все, все, можешь не отвечать, — Назир с трудом подавил вспышку гнева. — Лучше поспи, я посторожу твой сон.
— Я боюсь, что Риццо меня найдет, — слабо прошептала Лана, — он обещал убить меня.
— Никто тебя пальцем не тронет, — палестинец скрипнул зубами. — Ложись и отдыхай.
Она покорно свернулась калачиком на его куртке. Назир примостился так, чтобы пройти в дверь, не задев его, было невозможно. Балам дал ему четыре дня. Хватит и одного.
— Джек, — позвала Лана уже сонным голосом, — только не уходи.
— Не ухожу, — ответил он, тронутый этой детской просьбой.
Она уснула сразу, видно, провела долгое время без сна. Назир тоже закрыл глаза, благодаря судьбу за то, что сейчас лето и смерть от холода им не грозит. Навалилась дремота от усталости и попыток измученного сознания найти выход из ситуации.
Он снова видел странные сны о странных временах. Видел себя в странной одежде, с людьми, которых называл друзьями. В тех снах он чувствовал себя на своем месте.



— Да твою ж бога в душу мать! — с чувством выругался Птаха, сползая с окончательно издохшего байка. Подъехавшие Малыш и Бузотер подавленно созерцали командирскую рухлядь, которая испустила последний вздох и отдала свою железную душу в мотоциклетный рай.
— А я говорил, что этот хлам пора менять, — буркнул Уилл «Бузотер» Скарлет, здоровенный бывший боксер, — но рази ж меня кто слушает?
— Темнеет, — Джон «Малыш» Кливи, громадный и кудлатый, с сомнением взглянул на почивший байк. — Что делать будем, Птенчик, а?
Птаха почесал буйную седую гриву. Унывать он не любил, посему, обозрев окрестности, ткнул пальцем в темную громаду заброшенного особняка, утопавшего в буйных зарослях плюща.
— Там переночуем, а завтра покумекаем, что можно сделать. Во всяком случае, в город нам пути нет.
Порядком подуставшие Малыш и Бузотер переглянулись и дружно закивали. День выдался более чем насыщенным, хотелось жрать и еще больше — спать. Птаха задумчиво смотрел на краешек солнца, быстро уходящий за холмы, потом взял железного друга за рога и двинул к особняку.
— Думаешь, чертов де Рено знает об этом доме? — спросил за его спиной Бузотер.
— Хочешь нычку устроить? — хохотнул Малыш.
— Не помешало бы, — вздохнул Скарлет. — Эй, мне кажется или там окно светится?



Дом встретил темнотой и запахами, какие обычно наполняют берлогу одиночки. Запахи залежавшейся немытой посуды, нестиранной одежды, пыли и тлена смешались в единый нервозный коктейль. Щелкнув переключателем, Роберт нога об ногу стянул ботинки и похромал сразу в душ. Уже стоя под горячими упругими струями, он перебирал в памяти все странные события прошедшего дня. Наглый побег из КПЗ троицы «Шервудских волков» (а он предупреждал де Рено, что эти сукины дети будут еще опаснее, если закрыть их долбаный клуб), сведения о подпольных боях, втык от де Рено за то, что отказался арестовать «черномазую сучку» и ее лежащую в коме мамашу. При мысли о «черномазой сучке», хрупкой темноволосой девушке с необычным именем Басина, у него тупо заныло внутри, там, где когда-то было сердце.



Когда неделю назад на его стол легла докладная о том, что в клинику поступила в тяжелом состоянии родственница известного руководителя террористской ячейки «Джихад-уль-Дунья», Роберт решил, что здесь какая-то ошибка. Однако звонок с утра пораньше и приватная беседа с начальником спецотдела Ярда вынудили его пересмотреть свое мнение.
— Думаю, вам следует навестить миссис Хайяти и взять на заметку место проживания ее дочери, — голос Эдвиджа звучал вкрадчиво, и Роберт невольно поджал пальцы на ногах, словно рядом проползла мерзкая сороконожка. — Нам нужны эти шлю... эти женщины, Гисфорд. Следите за ними, не выпускайте из виду. Пусть при них постоянно находится тот, кто будет докладывать обо всех их связях.
Он ненавидел больницы. Ненавидел ослепительную белизну стен, зеленую форму хирургов, запахи лекарств и больных, гулкое эхо в коридорах. Все это возвращало его на шесть лет назад, в апрельские дни, в полные черного отчаяния вечера, когда он узнал, что Нирти осталось жить меньше месяца. Его Нирти, худенькая, с удивительно нежными глазами — вот кого напоминала Басина! С того первого мгновения, как он увидел ее, сжавшуюся в кресле. Такие же большие глаза, карие, с золотыми крапинками, только взгляд другой, испуганный и настороженный.
— Не бойтесь, мисс, — сказал он, стараясь смягчить свой низкий грубоватый голос, — вы не уделите мне несколько минут?
Она кивнула все так же настороженно, не отводя глаз. Попискивали приборы жизнеобеспечения, отдаваясь в душе Роберта уколами пустой, пульсирующей боли. Они вышли из палаты, и он стал расспрашивать девушку о матери, о цели визита. Она ответила на все вопросы, а потом сощурила свои золотистые глаза.
— Вы ведь приставлены следить за нами, верно? — тихо произнесла она. — Чтобы мы ненароком ничего не взорвали, не устроили теракт.
Роберт прикусил пухлую нижнюю губу.
— Скажем так, просто присматривать, — сказал он, — я дам вам свой номер телефона. Если что-то покажется вам неприятным, подозрительным, звоните.
К его удивлению, Басина кивнула. Он торопливо набрал свой номер на ее старенькой черно-белой трубке.
— Вы можете просто послать дозвон, и я приеду, — сказал Роберт, чувствуя себя последним идиотом.
Выйдя в коридор, он не смог сдержать желания обернуться. Маленькая точеная фигурка стояла у двери в палату. Их взгляды встретились, и Роберту показалось, что так уже было однажды. В другом времени, в другом месте...
Неделя пролетела как единый миг. Навалились незакрытые дела, чертов Лэйксли со своей бандой затеял апокалипсис местного масштаба. Он вступил в противостояние с заезжей бандой байкеров, решивших, что город вполне подходит для перевалочного пункта наркоторговли. Роберт Гисфорд ненавидел наркодельцов больше, чем кого бы то ни было, поэтому сквозь пальцы смотрел на то, как Лэйксли с его парнями надирали зады пришлым говнюкам. Де Рено бесился, прикидывая, во сколько обойдется ремонт разнесенной автостоянки и прилежащего здания, где располагался развлекательный центр. Роберт прятал усмешку и невозмутимо поправлял лямку с пистолетом, от которого стойко пахло порохом. Глушитель был спрятан надежно, и найти его не смог бы даже Интерпол. А двоих убитых наркодилеров списали на их же дружков. Роберт вспомнил пронзительный взгляд Лэйксли, когда тот понял, кто спас его татуированную шкуру.
— Убирайтесь из города, — сказал Гисфорд, отвинчивая глушитель. — Или хотя бы затихните, мать вашу.
Лэйксли кивнул и похромал к железной двери. У порога он обернулся.
— Какого дьявола, Гис? Не легче тебе было спустить все на тормозах? Дать нам поубивать друг друга...
Роберт неторопливо завернул глушитель в тряпицу и сунул в карман куртки. Пистолет же занял родное место в кобуре. Байкер ждал.
— Катитесь, — сказал Гисфорд, глядя в наглые ореховые глаза, — и считай, что я расплатился с тобой по счетам, ублюдок.
Он знал: чертов Лэйксли помнит все и прекрасно понимает, за что с ним расплатился его заклятый враг. Сердце снова застонало от далекой пронзительной боли и тоски.

— Увы, Роберт, мы мало что можем сделать, — сумрачно говорил сухощавый костистый Дэви Каннингэм. — Если бы не помощь Птахи, не его кровь, у нас не было бы даже этих дней. Ты можешь побыть с Нирти, если хочешь.
Дэви мало изменился со школы. Такой же мешок с костями и умник. Внешне вроде бы сухарь, но на самом деле редкий добряк.
— Нир, — шептал он, входя в палату. — Нир, любимая...
А она, не имея сил даже ответить ему, лишь устало улыбалась...



Ему снова снились темные холодные стены, деревянный стол, запах кислого красного вина. И в голове шумело, словно он уже успел хорошо принять на грудь. А еще внутри была боль, чудовищная, тупая, словно чужая, гнездившаяся под сердцем. Боль от потери... врага? Друга? Брата? Он не успел понять — пронзительный звонок мобильника вырвал его из сна. Ударившись рукой об угол тумбочки, нашарил трубку и взглянул на сохранившийся номер входящего. Ее номер! Внутри все оборвалось.
Торопливо сунув ноги в штаны и надев кобуру прямо поверх майки, Роберт успел лишь прихватить с вешалки тонкую куртку и повернуть ключ в замке. Ее номер! Отчего-то внутри все трепетало и дрожало. Машину из гаража выводить было долго, и Роберт взял мотоцикл, привычно стоявший у стены сарая. Ударил в лицо ветер, охладил пылающую кожу и прогнал остатки сна. Ее номер пульсировал глубоко в груди, срывая остатки безразличия, сжигая их в раскаленной боли.
Больница высилась темной громадой, несколько окон горели. Роберт притормозил и завел мотоцикл на территорию. Дверь в приемный покой была открыта. Молоденькая индуска в регистратуре бросила на него испуганный взгляд.
— Мистер Гисфорд? Простите, но прием посетителей закончился еще днем. Нельзя...
— Спокойно, Падмини, — Роберт быстро огляделся, — я просто проверю, как поживает моя подопечная, миссис Хайяти. И помни, меня здесь не было.
Девушка нехотя кивнула.
— Хорошо, сэр. Только потише, пожалуйста.
Не чуя ног, он взлетел на второй этаж, стараясь не топать, промчался к палате. Дверь была приоткрыта. Вытерев потные ладони о джинсы, Роберт вслушивался в тишину. Слишком мертвую. Он не сразу сообразил, что ни звука не доносится из палаты. Паника хлестнула мокрым грязным полотенцем, на миг выбив дыхание. Рванув дверь, он влетел в палату. Разум отключился, его заменил дикий, древний инстинкт. Высокий темный силуэт разворачивался от кровати к маленькой фигурке, оцепеневшей в кресле. Он успел отбить вверх и вбок поднятую руку с зажатым в ней стволом. Сцепился с убийцей, борясь за жизнь. Свою, чужую. Точно не за ту, которой уже не было в теле, недвижно простертом на окровавленной постели. Боль обожгла ребра ударом хлыста. Он перехватил руку с ножом, с такой силой стиснув запястье, что убийца коротко охнул. Затрещали, ломаясь, кости. Боль в промежности отбросила, опрокинула. Он успел увидеть темную тушу, метнувшуюся к окну, услышать далекий звон разбитого стекла.
Маленькие руки нежно гладили его лицо. Это было так странно, так пронзительно сладко и больно, что он задрожал. А потом в сознание ворвался тихий, жутко спокойный голос:
— Он убил маму.
Роберт кое-как поднялся на подгибающиеся ноги. Оперся о худые плечи.
— Пойдем, — сказал он бледной, напуганной Басине, — здесь теперь опасно. Где бы тебя спрятать?
Она доверчиво прижалась к его боку, обнимая, помогая выйти из палаты. Снизу доносились голоса. Роберт помнил про лестницу, спускающуюся на цокольный этаж. Обычно она была заперта, но как раз это не проблема. Басина не задавала вопросов, просто поддерживала его, он чувствовал, как ее трясет. Ребра болели и саднили, он тронул их и отдернул руку, густо измазанную кровью. Вот сука!
— Сюда, — удара кулака хватило, чтобы сорвать замок, — шевелись, девочка.
Мотоцикл завелся с пол-оборота. Маленькие руки крепко обхватили его за талию. Он рванул машину, вылетел за ограду комплекса и вдарил по газам. В лицо бил встречный ветер, а внутри огненным цветком расцветало торжество.



Вырванный из дремотного состояния, Назир молча вслушивался в доносящиеся снизу звуки. Лана, видимо, проведшая без сна долгое время, не проснулась, лишь тревожно заворочалась и вздохнула.
— Твою ж мать, понаставили тут! — коротко ругнулся кто-то басом. — Птенчик, ты только глянь!
— Под ноги смотри, — коротко посоветовал более высокий и мягкий голос. — Уилл, вон туда его поставь, за ящики. Я поднимусь наверх, гляну, что там.
Назир положил ладонь на рукоятку пистолета. Странное облегчение охватило его: те, внизу, убьют его, если почувствуют опасность. Так почему бы не создать им эту опасность?
— Джек... — сонно позвала Лана. Назир вздрогнул, голос женщины разорвал паутину сладостного безвременья, рожденного почудившимся выходом. На миг всколыхнулось раздражение, но тут же ушло при виде изможденного лица, покрытого кровоподтеками, больших испуганных глаз цвета вечернего неба.
— Я здесь, все хорошо, — он поднялся, не убирая руку с пистолета. — Там внизу кто-то есть. Но ты не бойся... Пока я жив, тебе нечего бояться.
Она поднялась, придерживая раненую руку, и подошла к нему.
— Можно я пойду с тобой?
Теплый аромат ее тела ударил в голову. Назир стиснул зубы, заставляя себя стоять неподвижно.
— Нет, лучше останься тут. Я посмотрю и сразу вернусь.
Он развернулся и толкнул ее себе за спину, выдернув пистолет. Секунду спустя ему в лицо смотрело дуло обреза. И глаза, две темные бездны, при виде которых внутри все оборвалось. Голова закружилась, в памяти возникла тонкая фигура, длинные темные волосы, а за ней другая хрупкая фигура в белом. Усилием воли он отогнал вспыхнувшее видение. Они смотрели друг на друга, высокий байкер с неровно остриженными седыми лохмами, схваченными кожаным ремешком, и коренастый палестинец с горящими глазами и шапкой черных курчавых волос. Первым опомнился байкер, поднял вторую руку, глядя на девушку за плечом Назира.
— Спокойно, не бойтесь, если ты отпустишь пистолет, я уберу свою пукалку, — миролюбиво сказал он. Назир отступил, заслоняя собой перепуганную Лану.
— Хорошо, я убираю, — сказал он. Тоже поднял вторую руку и направил пистолет дулом вверх. Затем поставил его на предохранитель и сунул за пояс. Байкер с облегченным вздохом и какой-то детской улыбкой опустил обрез. Сунул его в футляр за спиной.
— Извините, леди, что напугал вас, — виновато сказал он, глядя на Лану, которая судорожно вцепилась в плечо защитника. — У вас точно все в порядке?
Она кивнула и вымученно улыбнулась.
— Меня зовут Птаха, — байкер тоже улыбнулся, — там, внизу мои друзья, Бузотер и Малыш. Но они не причинят вам вреда. Если хотите, можете перекусить вместе с нами, выпить пива.
Назир бросил быстрый взгляд на женщину.
— Я не против, — она погладила его по плечу, — с тобой я не боюсь. И я знаю Птаху, хотя и не лично, он помог моей подруге Андаль слезть с иглы.
Некоторое время Назир раздумывал, прикидывая варианты. Странное чувство, посетившее его, стало еще сильнее, когда он увидел входящих в комнату двоих здоровенных парней в косухах.
— Спокойно, никто никого не убивает! — миролюбиво поднял руки Птаха. К удивлению Назира оба мордоворота послушно расслабились, а тот, чья физиономия и приплюснутые к бритой башке уши намекали на принадлежность к боксу, расплылся в неприятной усмешке.
— Вот так встреча, пупсик, — прошипел он, глядя на Лану. Назир положил руку на плечо окаменевшей от страха женщине.
— Риццо тебя по всему городу ищет, — ухмыльнулся бритый, но ближе не подходил. — На каждом углу орет, что его лучшая шлюха сбежала.
— Это не наши проблемы, Уилл, — мягко произнес Птаха, однако от его голоса даже у Назира по спине потек холодный пот. Ухмылка сползла с губ бритого.
— Пойди лучше достань наши припасы, — продолжал предводитель байкеров, — мы все голодны, и леди тоже.
— Леди, — хмыкнул бритый Уилл. — Да уж, леди... член сосет у медведя.
Лана опустила голову, не смея смотреть в глаза своему защитнику. А Назир молча переваривал услышанное. Итак, его подопечная, скорее всего, проститутка. Он посмотрел в измученное лицо. Меняет ли это что-то? Проститутка или нет, Лана — женщина, она поверила ему, попросила его защиты. В памяти всплыли яростные вопли отца, когда он орал, что вытащил мать с помойки.
«Ты была шлюхой! Жалкой грязной потаскухой! Если бы я не женился на тебе, тебя забили бы камнями!»
Усилием воли прогнав наваждение, Назир обратился к байкеру:
— Ты — их предводитель, держи своего парня на привязи. Если он снова будет оскорблять женщину, я его убью.
Лана заплакала и обняла его, спрятав лицо на груди. Птаха улыбнулся и кивнул, кудлатый байкер хмыкнул, тоже одобрительно, хотя по его заросшей роже трудно было сказать что-то определенное.
— Так ты подруга Андаль? — с любопытством спросил предводитель, когда они спустились вниз и уселись вокруг импровизированного стола, сделанного из двух деревянных ящиков. Лана кивнула.
— Ты ешь, девочка, — ласково прогудел кудлатый, видимо, перехватив ее жадный взгляд, устремленный на разложенную нехитрую снедь. — А потом расскажешь.
Некоторое время слышалось лишь сосредоточенное сопение и чавканье. Назир тоже присоединился, однако ел мало. Уилл то и дело бросал на женщину странные взгляды, но больше не лез, предпочитая свиную нарезку и пиво, коего выпил уже четыре банки.
— Я видел Андаль неделю назад, когда она садилась на автобус до Ливерпуля, — сказал Птаха, подбирая с колен крошки и опрокидывая с ладони в рот. — Выглядела неплохо, а ее пацаненок смотрелся вполне себе довольным и ухоженным.
— Она списалась с матерью, — улыбнулась Лана, — сказала, что возвращается домой. А маленький Дэйв уже радовался, что едет к бабушке.
Птаха принялся расспрашивать ее о каких-то общих знакомых. Назир поразился тому, как легко этот странный парень сумел расшевелить зажатую и скованную Лану. Они болтали и смеялись, и палестинец кожей ощущал, как уходит напряжение.
Снова Назира охватило странное чувство — будто он давно знает сидящего перед ним парня с седыми нитями в волосах и юным, почти мальчишеским лицом и улыбкой ангела.
— Сыграешь в блэкджек? — окликнул его Уилл. Назир секунду рассматривал засаленные карты в его лапище и неожиданно для самого себя кивнул.
Краем глаза он следил за Ланой, которая самозабвенно трепалась с предводителем. Потом она потерла глаза, как ребенок, и тут же охнула от боли. Осторожно потрогала почернелый кровоподтек под левым веком и зашипела сквозь зубы.
— Хочешь, ложись вон там, в углу, — кивнул Птаха на дальний заставленный ящиками угол комнаты. — Мы пока еще посидим, парни вон в карты режутся.
Лана застенчиво улыбнулась, но предпочла остаться, притулившись под боком Назира. И снова на него повеяло теплом. Он старался не двигаться, когда она прилегла ему на колено (он сидел, скрестив ноги по-турецки). Потом, когда она уснула, Назир осторожно подхватил ее под плечи и колени и перенес в угол, укрыв своей курткой.
— Что за хрень? — спросил Малыш, прислушиваясь к доносящемуся снаружи вою сирены. — Птенчик, думаешь, по наши души?
Назир подобрался, бросив быстрый взгляд наверх. Байкеры уже прилипли к окнам. Палестинец в несколько прыжков взлетел на второй этаж. Взрывчатка почти готова. Просто подсоединить клеммы и нажать кнопку. Перед глазами встало нежное беспомощное лицо Ланы, мальчишеская улыбка Птахи, смех его недавних партнеров по игре в карты.
«Неужели смерть одного человека перевешивает смерть многих?»
«Назир, сынок, помоги сестре принести воды из колодца».
Теплая ласковая рука в волосах, запах свежеиспеченного хлеба. Мама...
— Джек, ребята, идите сюда!
Он вздрогнул, очнувшись от тягостных мыслей. Торопливо сбежал вниз, прижимая к боку сумку с деталями и взрывчаткой. Парни уже топтались в углу. Он так и не понял, что там было, под ноги влетело что-то небольшое и следом ударил резкий, невыносимый запах газа. Назир задохнулся, бросился к тому месту, где только что стояли парни. Успел услышать отчаянный вопль Ланы «Джек!» и увидеть, как задвигается крышка люка. Шею словно захлестнула раскаленная удушающая петля. Корчась и царапая горло скрюченными пальцами, он забился на полу и успел толкнуть ящики, свалив их на злосчастный люк прежде, чем сознание покинуло его.



Ему снился сон. Среди прочих снов о другом времени этот не выделялся ничем. Но в нем Роберт знал, что умрет. Как опоясанный рыцарь и аристократ, он ехал верхом на огромном черном жеребце, пусть руки его и были связаны за спиной, а жеребца вели на длинных цепях двое дюжих молодчиков. Он не боялся — за такую жизнь, как у него, нечего и цепляться. Была лишь светлая грусть и надежда на то, что он встретит по ту сторону мира врага, который стал чем-то большим.

Конь фыркал и мотал головой, кося огненным глазом на поводырей. Будь воля Роберта, он с легкостью разметал бы этих ублюдков. Но что потом? Куда? И главное, зачем?
Свежевыструганные доски помоста, огромный чурбак, покрытый отрезом грубой зеленой ткани, которая вскоре обагрится его кровью. Он спрыгнул со спины коня и повернулся, чтобы в последний раз прижаться щекой к морде существа, которое, по сути, было его единственным другом.
— Прощай, Фьюри, — прошептал он. Поднялся по ступенькам на помост. День выдался ветреный и солнечный. Лучи солнца согревали щеки, путались в волосах. Ветер пузырем надувал свободную белую рубаху.
— Стойте! Стойте!
Истошный, рвущий душу крик. Он оглянулся, щурясь от солнца. К помосту шел рослый рыцарь, на широком плече у него сидела хрупкая женщина. Роберт не сразу узнал льдисто-синие глаза и покрытое шрамами мужественное лицо. Из глубин памяти всплыло имя: сэр Дориан из Хэйвенли. Ветер трепал выбившиеся из-под платка курчавые черные волосы женщины, в золотых глазах безоглядная отвага. А потом его голову накрыло что-то...

— Тихо, тихо, не кричи так, — его мягко встряхивали за плечо, и Роберт очнулся. Видение было настолько глубоким, что он не сразу сообразил, где находится. Рядом с ним на постели сидела Басина. Палестинка выглядела очень спокойной, но он заметил, что веки у нее красные, будто она плакала. Когда он уже осмысленно взглянул на девушку, она потянулась к лампе и прибавила яркость.
— Что со мной?..
— Ты потерял сознание, — Басина наклонилась к тумбочке, чтобы взять из чашки сложенный в несколько раз кусок марли. Его прикосновение было освежающим и приятным. Роберт с удивлением оглядел свой тщательно вымытый торс и повязку. Рана ныла и саднила, но в целом он чувствовал себя хорошо.
— Это ты перевязала?
Басина кивнула. Роберт положил свою ручищу на маленькую ручку девушки с зажатой в ней марлей.
— Спасибо тебе, малышка.
Она кивнула, не отнимая руки, глядя на него по-прежнему с глубокой грустью. Роберт сел, подтянув одеяло.
— Тебя не будут искать в моем доме. Хотя... всякое может случиться. Помоги встать, покажу место, где можно укрыться, если придет кто-то посторонний.
— Пока лежи, — сказала она, не позволяя ему встать, — потом покажешь. Поспи лучше.
Она осторожно вызволила руку из его ладони и ласково отерла испарину со лба. Это было так приятно, что Роберт невольно улыбнулся.
— Нет, больше не хочу спать. Посиди со мной. Расскажи о себе.
Девушка грустно усмехнулась.
— О чем? Я обыкновенная. Не белая женщина твоего народа, а обычная темная «грязнуха»...
Она не договорила. Приподнявшись, Роберт прижал палец к ее губам, покачал головой.
— Не смей говорить о себе так.
Басина опустила ресницы, потом вдруг быстро поцеловала палец Роберта и выбежала за дверь.



«Ты была игрива, нежна, весела, как юная кошечка. Потому твой брат дал тебе имя Басина, что означает «котенок». И вряд ли есть на свете сердце, любящее тебя сильнее, дитя мое, чем сердце твоего брата...»
Басина стряхнула слезы с ресниц. Горло сжала горячая петля, но девушка усилием воли подавила рыдания. Пока Гисфорд лежал без сознания, она вымыла посуду, прибралась на кухне и приготовила еду из того, что нашлось в хозяйстве. Ей легче было размышлять, когда руки заняты. И сейчас она пыталась понять природу своего чувства, так странно и внезапно ворвавшегося в ее жизнь. Всего восемнадцать лет было Басине, она не знала иной любви, чем святая любовь матери и бесконечное обожание старшего брата. И она отвечала им детской, светлой любовью. И чувство к Роберту Гисфорду напугало ее вначале до смерти. Сердце сладко сжалось при виде могучей фигуры, пристальных синих глаз, ухнуло куда-то, а на его месте расцвел пышный благоухающий цветок. Басина с трепетом смотрела на этого мужчину, совсем молодого, немногим старше ее, но уже со смертной тоской во взгляде. Он был пропитан этой тоской, как бывает пропитана влагой земля после обильного дождя. И она, словно мышь, зачарованная змеей, дала ему номер своего мобильного. Тот самый номер, что был лишь у брата. Позабыв обо всем на свете, она стояла у двери в палату, глядя ему вслед. И он обернулся.
«И взоры их встретились, оставив после себя тысячу вздохов...» — так говорилось в запретных легендах и сказках книги «1001 ночи». Она взглянула в эти глаза и погибла, проиграв схватку любви. А потом он примчался к ней на помощь и спас ее.
Басина отложила мокрую насадку на швабру и откинула волосы со лба. Думать, не думать — это вряд ли поможет, когда сердце ноет от любви. Теперь остается лишь принять ее.
Из спальни донесся длинный музыкальный пассаж — звонок мобильника. Палестинка невольно прислушалась к низкому сильному голосу, от которого внутри начинало все трепетать.
— Да, Брин, да... конечно... а кем санкционировано? Да... я немедленно еду!
Она бросилась в спальню. Бледный Роберт, шатаясь, натягивал джинсы.
— Ты не можешь идти! — отчаянно вскрикнула Басина, цепляясь за его руки.
— Я должен, — больные, измученные глаза смотрели на нее с лица, мгновенно постаревшего на несколько лет. — Привезли террориста, пойманного спецгруппой. Сейчас уже его не потащат в Лондон.
— Что?
— Басина...
— Н-нет!
Ее затрясло от ужасающей догадки. Сильные руки обняли ее, притянули к перебинтованной груди.
— Басина, того парня зовут Назир аль Хайяти... это ведь твой родич?
— Брат, — онемевшими губами ответила она, замерев в его объятиях. — Это брат...
— Поэтому я должен ехать, — Гисфорд все так же крепко прижимал ее к себе, и Басина слышала, как бешено стучит его сердце. Назир! Старший брат, любивший ее больше жизни... ее Назир...
— Я не верю, — прошептала она, — не верю, что он террорист.
— Знаю, — кивнул Гисфорд, отстраняя ее и вглядываясь в лицо. — Я должен в этом убедиться. Ты останешься тут. А пока свари мне кофе. Он в шкафу, на верхней полке, в банке с веселыми червяками.
Басина кивнула. Она поверила. Поверила даже не Гисфорду, а в Гисфорда. Поверила, что если есть способ вызволить брата, то этот красивый светлоликий человек найдет его.
— Я сварю, — кивнула она. — Ты выпьешь и поешь. Тебе надо есть. Ты совсем худой.
Она снова цеплялась за быт, за мелочи, за заботу и истинно женское желание обогреть, накормить. Так было легче. Назир, что ты натворил, братик? Зачем?



Было нечем дышать. Потом появилась боль. Тупая, далекая боль, принадлежащая словно кому-то другому, а не ему. Он попытался пошевелиться, вдохнуть. Второе получилось, и тут же он закашлялся, содрогаясь в рвотных позывах.
— Очухался, мразь, — хриплый голос резанул по ушам. — Давай, Кини, врежь ему еще!
На сей раз боль ощущалась сильнее. Невольно он застонал, повернул голову. От этого движения снова затошнило, да так сильно, что его вырвало.
— Вот сука, заблевал тут все, — брезгливо донеслось из-за спины. Последовал короткий смешок:
— Не наша проблема, Кини. К тому же этому говнюку, шерифскому членососу, так нравится возиться с черномазыми. Прости, Уинн, я не про тебя.
— Да пошел ты, — лениво ответили басом.
Под щекой холодный металл — прутья решетки. Руки вздернуты и скованы наручниками, пропущенными через решетку.
— Его мамашку, что ли, прикокнули ночью в клинике? — поинтересовался более молодой голос.
Сердце сжалось, на глазах вскипели слезы. Чувства переплелись в тесный узел: и ненависть к этим ублюдкам, и бесконечное горе утраты, и облегчение, такое сильное, что он едва не разрыдался в голос. А потом словно удар под дых — Басина! Малышка Басина здесь! Была с матерью...
— Кто-то из его дружков? — холодный смешок.
Хлопнула дверь. Душный сквозняк промчался по помещению.
— Вряд ли, — другой, незнакомый голос, более спокойный и мягкий. — Им не было резона трогать женщину, если с ее помощью они могли управлять этим парнем.
— А ведь ты прав, — задумчивый бас. Скорее всего, это был тот, которого звали Уинн. — Но тогда кто? Кто-то из наших?
— Тоже не резон, — спокойная рассудительность, уверенность. — Девушка исчезла. Так что, скорее всего, ее забрал убийца.
— Нет! — стон вырвался у него против воли.
— О, гляди-ка, запел птенчик!
Боль обожгла ребра. Он подобрался на скованных руках, превозмогая ее, перевернулся, приподнялся на носки, стараясь не морщиться от новой вспышки боли в вывернутых руках.
Пятеро. Тот, что рядом, с резиновой дубинкой в руке, верно, тот самый Кини. Улыбка на мальчишеском лице, взгляд, затуманенный наслаждением. Одного взгляда хватит, чтобы опознать садиста, получающего удовольствие от чужих страданий. Который чуть поодаль, с хозяйским видом развалившийся на стуле, — рослый, мощная фигура, острый умный взгляд светло-серых, почти прозрачных глаз, — скорее всего, командир. У шкафа с документацией высокий чернокожий парень, очевидно, Уинн. Рядом, устроившись на краю стола, на него настороженно смотрел совсем молодой парень с глуповатым лицом.
Последний не был похож на спецназовца. Невысокий, тощий, огромные глаза, пухлые губы. Простая белая рубашка заправлена в старомодные брюки. Скользкий тип. Остальные члены группы косились на него с заметной нервозностью и неприязнью.
— На твоем месте, Кини, я бы убрал дубинку, — тем самым мягким, ровным голосом произнес он. — Сейчас приедет начальник полиции Гисфорд. Нам ведь не нужны проблемы?
— Да какие проблемы от этого ублюдка, — лениво протянул сероглазый командир. — Будет вякать, мы ему живо мозги вправим.
— Роберт Гисфорд, — продолжил скользкий тип в белой рубашке, — родился в 19... году. Был оставлен в родильном доме, затем усыновлен лордом и леди Мальборо. Думаю, школу, обучение в колледже Мальборо можно пропустить за ненадобностью. Очень дружен с приемной матерью, леди Маргарет. С отцом в ссоре по причине женитьбы на девушке не их круга. Жена умерла в две тысячи двенадцатом. После ее смерти не раз получал предложение от отца вернуться и возглавить семейные активы, однако так и не сумел простить тому пренебрежение и отказ признать супругу-неангличанку. Тем не менее, лорд и леди Мальборо любят сына и гордятся им. Ну что, мистер Кини, охота вам связываться с его родней?
Воцарилось тягостное молчание. Затем Кини нехотя швырнул дубинку на стол.
— Вот и молодец, — улыбнулся скользкий тип.
Снаружи закряхтел мотор древнего бентли. Спустя несколько минут дверь распахнулась, и в помещение вошел стройный высоченный парень лет двадцати пяти-тридцати.
— Роберт Гисфорд, — представился он, подходя прямо к типу в рубашке. — Вы, должно быть, Джеффри Ройс?
Они обменялись крепким рукопожатием. Остальных полицейский не счел нужным заметить. Зато заметил прикованного к решетке пленника и лужу блевотины.
— Насколько я помню, заключенному полагается находиться внутри камеры, а не снаружи, — лед в голосе Гисфорда мог бы заморозить всю планету. — К тому же...
Он подошел к пленнику, вздернул на нем водолазку и поморщился при виде почерневших от кровоподтеков бока и груди.
— Не слишком ли рано вы начали?
— Я бы не судил строго ребят, мистер Гисфорд, — безмятежно откликнулся командир, — у каждого из них чертовы террорюги кого-то отняли. А у Мейджа так вообще сестра погибла в Детройте. Так что спустить пар на этого ублюдка сам бог велел.
— Есть доказательства обвинения? — повернулся к нему Гисфорд.
— В углу лежат, — махнул рукой спецназовец. — Готовые бомбы, осталось только подключить к детонатору.
— Что ты собираешься сделать? — голос командира прозвучал зловеще. Гисфорд невозмутимо расковал пленника, отпер дверь и втолкнул его внутрь.
— Пока не прибудет спецмашина для транспортировки заключенного, он побудет внутри, — Гисфорд запер камеру и сунул ключ в карман.
Назир кое-как доковылял до койки и упал на нее. Басина! Он ни о чем не мог думать, кроме как о сестре. Беззащитная девочка в этом аду. Боже, если ты есть, то почему допускаешь такое?
— Кстати, насчет этой маленькой шлюшки, его сестрички, — командир усмехнулся. — Вы, часом, не в курсе, где она может быть?
Гисфорд пожал плечами.
— Откуда мне знать? В больнице, наверное, — спокойно ответил он, глядя сквозь решетку на лежащего пленника. И подмигнул!



Она закричала, отчаянно сопротивляясь, когда сильные руки утянули ее вниз, а над головой погас светлый квадрат.
— Джек! Джек! Не бросайте его! Дже-е-ек!
— Заткнись, сучка, — пыхтел детина по кличке Бузотер, волоча ее на плече. — Там газ, дура! Да не вертись ты!
И тогда Лана разрыдалась. Снова накатило ощущение собственного бессилия. Она ударила Бузотера по спине, уронила голову, чувствуя резкий звериный запах мочи, пота и кожи, исходящий от него, и заскулила.
Тьма была кромешная. Она не знала, куда они попали и куда приведут их эти бесконечные коридоры. Было жутко, сердце грызла страшная боль — Джек остался!

Лана не помнила, чтобы к ней были так добры. Лучшим обращением она считала безразличие. В детстве, когда она пыталась вымолить, выслужить любовь у матери, в юности, когда ее соблазнил и бросил одноклассник. Она словно притягивала к себе людей, которые ее использовали и отбрасывали, когда понимали, что с нее больше нечего взять. Встретив Риццо, она решила было, что нашла счастье. Длилось это ровно до того дня, когда он стал подкладывать ее под друзей, а потом и продавать. В случае же неповиновения бил.
Джек был первым человеком за долгие годы, которому ничего не было нужно от нее. Вместо того чтобы взять ее, избитую, обессиленную, использовать, как это делали другие, он стал заботиться о ней. Это было так странно, так пронзительно-сладко и так непривычно! Но, что еще более странно, он безумно напоминал ей другого. Того, который с раннего детства являлся ей в снах. Того, по которому она тосковала втайне. Они даже пахли практически одинаково. Лана не помнила лица того, из снов, но отчего-то была уверена: это Джек! Рядом с ним она чувствовала себя храброй, сильной, словно заражаясь от него этой силой. А теперь она снова в плену у собственных страхов и беспросветного отчаяния.
Полыхнуло ярким светом. Вскрикнув, она прикрыла глаза руками. А когда решилась их открыть, то увидела, что они находятся в большом помещении. Бузотер стащил ее с плеча и поставил на ноги. Лана тут же отошла к Птахе, который с любопытством озирался. Свет оказался не так уж ярок, просто с непривычки резал глаз.
— Бункер какой-то, — задумчиво произнес Малыш, почесывая бурную растительность на голове. — Птенчик, ты что-нибудь слышал о бункере в этих местах?
Робин покачал головой.
— Нет. Скорее всего, военный. И, скорее всего, его используют. Так что держитесь рядом, Уилл, тебя это касается в первую очередь.
— Смотри, кровь, — кивнул Бузотер на угол. — Твою мать, а что если тут всякие эти... опыты проводятся? Зомби там, зверолюди. Я по телеку видел.
— Угу, побольше это говно смотри, — хмыкнул Малыш, — еще и не такое увидишь.
— Птаха, Джек остался, — Лана дотронулась до руки предводителя, — надо вернуться за ним!
— С какой это радости? — удивился Бузотер. — Его проблемы. А если ты по нему скучаешь, так мы это поправим.
Он потянулся, пытаясь ухватить ее за руку. Лана смотрела на троих мужчин, в ней зрело решение. Что у нее есть, кроме нее самой? И разве это большая цена за жизнь того, кто был добр к ней?
— Хочешь меня? — она усмехнулась, положив руку на грудь, медленно провела по телу. — Ну так помоги вытащить Джека. И я доставлю тебе такое наслаждение, о каком ты и не мечтал никогда. Это и вас касается, парни. Я была лучшей из девушек Риццо, иначе он не искал бы меня под каждым фонарем, — Лана обольстительно улыбнулась. — Помогите спасти Джека, мальчики. И все мои знания и умения будут вашими.
Птаха подошел и положил руку ей на плечо, с сочувствием глядя в глаза.
— Сейчас мы не можем, детка. В город нам въезд перекрыт. Но до завтра его все равно не повезут никуда. Так что время пока есть.
— А пока иди сюда, крошка, — плотоядно усмехнулся Бузотер. Но на его руку, протянутую к женщине, легла узкая ладонь вожака.
— Придержи грабли, Уилл. Девчонка и так натерпелась, — поддержал Птаху Малыш.
Бузотер мрачно фыркнул.
— Уилл, а представь, что кто-то сотворил бы такое с Хеленой, — мягко произнес Птаха.
Лана чуть не заплакала от той теплоты, с которой он взглянул на нее.
— Хелена не шлюха, и никогда не была ею! — окрысился Бузотер.
— Конечно, нет, — кивнул Птаха, положив руку на плечо Ланы. — Просто представь, что на ее месте Хелена. Представь, что так сложилось. Избитая, чуть живая, она умоляет спасти тебя, помочь, а вместо этого...
Бузотер неуютно поежился. Лана благодарно улыбнулась Птахе.
— Ваши мотоциклы остались там, — напомнила она. — В любом случае за ними нужно вернуться...
— Не двигайтесь, придурки!
Вопль эхом отразился от кафельных стен. Лана в страхе прижалась к Робину. Малыш и Бузотер молча подняли руки, глядя на двух решительных девиц, целящихся в них из винтовок.
— Какого хрена вы тут делаете? — поинтересовалась одна из них, смуглая пышнобедрая брюнетка с волосами до пояса. Вторая, нежная блондинка с ланьими глазами, молчала. В ее взгляде, устремленном на Птаху, сиял неземной восторг. Тот невольно приосанился.
— Девочки, спокойно, не будем ссориться, — миролюбиво произнес Малыш. — Мы заблудились, и вообще, что это за место?
— Это наше место! — брюнетка хлюпнула носом и оглушительно чихнула.
— Будь здорова, красотка, — умильно улыбнулся Птаха.
— Тут сыро, а у Эйр аллергия на сырость, — вздохнула блондинка. — На самом деле мы никого не хотим убить или ранить. Но мы раньше нашли это место, а больше нам идти и некуда.
— Для начала, может, стволы уберете? — угрюмо буркнул Уилл, осторожно почесав макушку. Блондинка с готовностью опустила оружие.
— Я и стрелять-то не умею, — повинилась она, — это мы тут нашли.
— Где? — оживился Бузотер. Блондинка снова бросила быстрый взгляд на Робина.
— Тут поблизости есть специальный склад, через коридор и направо по проходу. Там оружия — дохрена и больше, — вздохнув, сказала она. — Только обещайте, что никого не убьете!
Бузотер и Малыш весело переглянулись.
— Конечно, обещаем, цыпа, — осклабился Уилл.
Лана наблюдала за происходящим круглыми глазами. Ей не было страшно, к тому же показалось, что она узнала темненькую девушку. Такой выдающийся нос невозможно забыть.
— Эйррейн Хассим? — спросила она, робко улыбаясь.
Брюнетка близоруко прищурилась.
— Это кто там?
— Вот те раз, да она слепая! — удивился Уилл, делая шаг вперед. И зря. Уловив движение, брюнетка инстинктивно нажала на курок. Грохот выстрела, едкий запах пороховой гари и истошный визг обеих блондинок наполнили помещение. Уилл присел, ухватившись за плечо и матерясь так, что на стенах содрогался кафель. Малыш одним прыжком оказался рядом и выбил оружие из рук девушки. Она попятилась, загораживая собой подругу.
— Блядь, эта сука меня подстрелила! — Уилл прикусил губу, зажимая плечо. Между пальцев текла кровь.
— Давай посмотрю, — Лана присела, осторожно убрала его руку и еле подавила тошноту при виде глубокой борозды, прочерченной пулей. — Ничего страшного, просто вырвало кусочек мяса.
— Но это мое мясо, — огрызнулся Бузотер, впрочем, не двигаясь, и позволяя осмотреть рану.
— Хорошо бы промыть, — проговорила Лана. — Эйр, тебе тут не попадалась вода?
— Вода и аптечка есть, — кивнула брюнетка, все еще дрожа, но уже способная мыслить здраво. — Идемте, покажу. Хрен с вами, ребята, много вы не сожрете и места не займете. Тут до фига всяких помещений, некоторые оборудованы для жилья. Даже кухня есть.
— Где это вы встречались раньше? — поинтересовался Птаха, помогая Уиллу стащить куртку.
— Давно еще, — Лана улыбнулась. — Я тогда путешествовала автостопом. И Эйр меня подвезла на своем мотоцикле.
— Да, — умильно взглянула на нее Эйррейн. — Помню ту ночку в пустыне. Повезет тому парню, который тебя заполучит, лапочка.
— Это было давно, — ревниво сказала блондинка, положив руку ей на плечо. — Так что не раскатывай губу... лапочка!

Спустя полчаса они сидели в небольшой комнате; девушки заняли койку, мужчины расположились на полу. Брюнетка Эйррейн скрестила ноги в кожаных штанах, ее светловолосая подруга со звучным именем Риган мирно посапывала, положив голову на колено Эйр.
— Нам пришлось оставить мотоциклы у реки, — грустно поведала Эйр, — проход был слишком узкий даже для крупного человека. Мы-то пролезли. У Ри был фонарик с собой, она у меня запасливая, — брюнетка с нежностью погладила светлые волосы Риган, подтянула грубое армейское одеяло и укрыла ее. — Мы шли вначале по тоннелю, вроде канализационного стока, потом уткнулись в дверь. Ри сказала, что хуже уже не будет. Мы открыли замок ее шпилькой и вошли. Вначале боялись, что кто-то тут есть. Но потом понятно стало, что даже если кто и был, либо ушел, либо сгинул. Так что грех было не заселиться. Ри нашла склад с консервами, так что жратва тоже имеется.
— А оружия тут много? — поинтересовался Малыш.
— Завались! — кивнула Эйр. — Целый склад, там и винтовки, и базуки. Да тут почти все есть, что нужно для жизни... разве что оптики нет.
— Если есть оружие, будет и оптика, — хмыкнул Скарлет, — да и остальное.
— Мы пока не можем выходить из бункера, — Эйррейн вздохнула. — Эти уроды, что нас сюда загнали... они наверняка все еще ждут. Им свидетели не нужны. А я сейчас та еще обуза.
— А что такого вы видели? — навострил уши Птаха. Эйр снова вздохнула.
— Я-то почти ничего... Это Ри у нас остроглазая. Она видела убийство.
— Какое еще убийство? — Лана вздрогнула и подняла голову.
— Чувака одного с таким хайром, как во времена диско. Я-то не вижу, да еще и очки посеяла, пока мы из того чертова дома выбирались.
— Какого дома? — дружно спросили Уилл и Малыш.
— Ну... мы не взяли ничего... мы не воровки! — девчонка упрямо вскинула подбородок. — Просто немного выпили из бара, ну и постель опробовали. Постель там отпадная! Здоровенная, как стадион, и на кнопочках.
Риган сонно заворковала, видимо, вспоминая приятные мгновения. Лана охнула, прижав руку ко рту. Этого просто не могло быть!
— Хозяин вернулся, — вздохнула Эйр. — Ну, и мы рванули через балкон. Я уронила очки в пруд. А потом мы услышали выстрелы, ну знаете, такие, как в кино, когда стреляют с глушителем. Ри попятилась и задницей меня толкнула. Ну, мы и свалились в пруд. Потом вылезли, сели на мотоциклы и дали деру. Она впереди ехала, я на свет ее задней фары. Очки так и не нашла...
— Тебе без очков шикарно, — сказал Птаха, не сводивший взгляд с Эйр. — Значит, пруд, говоришь? Слушай, у тебя сколько диоптрий?
— Почти восемь, — вздохнула брюнетка. Птаха похлопал себя по бокам и груди, сунул руку за пазуху, покопался в недрах одной из своих надетых одна на другую курток. Затем с торжествующим воплем извлек из этих самых недр двойной контейнер.
— Линзы, правда, всего минус шесть с половиной, — провозгласил он, — но лучше, чем ничего!
Спустя миг Эйр висела у него на шее, тиская, словно игрушечного медведя. Риган села, с легким испугом глядя на подругу. А Эйр уже срывала упаковку и ловко вставляла линзы.
— О да! — блаженный вздох сорвался с ее пухлых губ. — Парень, я твоя вечная должница! Словами не передать, как достало быть слепошарой!
Поморгав, чтобы линзы сели, она уставилась на Птаху. Лицо ее приняло задумчивое выражение.
— О, да ты ничего себе красавчик!
Робин улыбнулся, и Лана, не сводившая с него глаз, поразилась, каким по-мальчишески светлым и счастливым стало его лицо.
— Оружие есть, и мотоциклы. А что там насчет топлива, крошка? — Бузотер поскреб щетину.
— Есть, в канистрах. Не очень много, но есть. Мы им заправляем генератор, — подала голос Риган.
Эйр подошла к ней и обняла.
— Думаю, нам всем следует поспать, — сказал Птаха. Лана потянула его за рукав.
— Тот, убитый... это Риццо! Только у него в доме есть кровать на кнопках, радиоуправляемая. Больше в городе нет ни у кого.
— Ого! — приподнялся Бузотер. — Похоже, ты избавилась от своего сутенера, крошка.
— Если Риццо мертв, то мне нечего бояться, — Лана с трудом подавила нервную дрожь. — И завтра с утра я пойду в город, разузнаю все, что нужно, о Джеке.
Птаха погладил ее по голове.
— Завтра утром девчонки выведут нас к мотоциклам, — сказал он. — Я отвезу тебя и оставлю у входа в город.
Лана вдруг расплакалась, уткнувшись лицом в его плечо. От страшного облегчения подкашивались ноги. Словно камень с души упал. Но его место тут же занял другой камень — удастся ли спасти Джека?