Твоя дорога- мой путь. По-моему лучшее, что у меня получилось за ФБ!

Кто битым жизнью был, тот большего добьется,
Пуд соли съевший, выше ценит мед,
Кто слезы лил, тот искренней смеется,
Кто умирал, тот знает, что живет.
Омар Хайям

Глава I. Начало пути

Утро не задалось. Исполненные праведного гнева вопли де Рено могли мертвого поднять из могилы, что уж говорить про Гая, который при звуках знакомого голоса невольно съежился и натянул одеяло до ушей. А потом память обрушилась водопадом, так, что он сел и тихо застонал, держась за раскалывающуюся голову. Локсли! Вчера они загнали и прикончили чертова Локсли! После чего он надрался в хлам, чтобы заглушить мысли о проклятом саксонском щенке.
— Гисборн!!!
Гай торопливо оделся, кое-как пригладил пятерней волосы и спустился в зал. Де Рено стоял у стола и взирал на первого рыцаря злыми совиными глазами.
— Где труп, Гисборн? — с задушевной нежностью произнес он, сверля Гая взглядом.
— Какой труп, милорд? — не понял тот.
Де Рено так злобно оскалился, что Гай невольно отступил на шаг.
— Труп Гуда, — шериф дробной рысцой проскакал по гостиной к графину с вином, налил полный кубок и опрокинул его залпом. Гай сглотнул. В голове бухали кузнечные молоты.
— И что вы хотите от меня, милорд? — спросил он, сжав виски ладонями. Де Рено несколько мгновений смотрел его на отекшее багровое лицо, потом сунул ему в руки графин.
— Выпейте, Гисборн! А затем садитесь на своего сатанинского коня и привезите мне труп Гуда!
Гай надолго припал к кувшину. Пил он мелкими глотками, часто отрываясь и жмурясь от боли. Де Рено метался по гостиной, словно курица, высидевшая утят. Едва дождавшись, пока рыцарь допьет вино, шериф выдернул кувшин у него из рук и швырнул в крысу, пробирающуюся вдоль стены. Не попал.
— Идите, Гисборн! И без трупа не возвращайтесь!
Гай понуро поплелся к выходу. Дико хотелось спать. Голова понемногу утихомиривалась, но легче от этого не становилось. На дворе было еще темно, и конюхи дрыхли. Гай не стал никого будить, тихо сдвинул засов и вошел на конюшню, достал из-за пояса припасенный кусок ржаного хлеба.
Фьюри тихонько заржал при виде хозяина. Гай скормил ему хлеб, погладил. Затем быстро вывел из стойла и оседлал. Фьюри толкнулся носом ему в плечо.
— Что такое, мальчик? — Гай погладил единственного друга по лоснящейся черной шее. — Что-то чуешь?
Жеребец фыркнул, взбив волосы хозяина теплым дыханием. Гай улыбнулся и прижался лбом к бархатистой конской морде.
— Знаю, и мне тоже не нравится так рано мотаться по этой темени, но попробуй объяснить это старому хрену, — вздохнул он. Фьюри фыркнул, соглашаясь.

Гай закутался в плащ и нахохлился, склонившись к загривку коня. До Холма ехать долго, можно подремать в седле. Глаза неумолимо слипались, не спасал даже моросящий дождь, почти сразу превративший плащ в мокрую холодную тряпку. Если что, Фьюри даст знать...
Ему снился мальчишка, съежившийся на черной земле, и странные тени, снующие вокруг него. Гай разгонял тени мечом, от которого исходило сияние, мягкое и теплое золотое сияние, заставлявшее тварей отступить. Он подошел к ребенку, чувствуя, как сердце сжимается от застарелой тоски. Осторожно взялся за хрупкое плечо и перевернул.
— Спаси меня... — услышал он тихий шепот и потрясенно отшатнулся, узнав огромные синие глаза. Свои собственные глаза на своем собственном детском лице, том самом, что так часто видел в отражениях зеркальной глади. С губ сорвался отчаянный крик, наяву прозвучавший лишь вздохом.
— Спаси меня... — жалобно простонал ребенок, осыпаясь на землю клочьями пламени.
Гай очнулся от кошмара, глядя перед собой. Сердце тяжело билось, странное и жуткое было чувство, словно тело превратилось в это медленное тяжкое биение. Чтобы успокоиться, он принялся напевать скабрезную солдатскую песню, но умолк, заметив в утренней дымке, окутавшей холмы, высокую фигуру. Гай не сразу понял, что фигура слишком велика для человека. Подъехав ближе, он обнаружил, что это женщина. Длинные черные волосы укрывали ее обнаженное тело. На голове ослепительно сияла белоснежная корона, богато украшенная самоцветами. Судя по всему, корона эта составляла единственное одеяние незнакомки. Гай содрогнулся, едва подавив желание развернуть Фьюри и умчаться восвояси.
Давно, когда Гай был совсем маленьким, его кормилица Деанна часто рассказывала о Древнем Народе Холмов. Он всегда жадно слушал эти странные и завораживающие истории, иногда прекрасные, но чаще жуткие и пугающие. Они дышали и жили в устах Деанны, влюбленной в Мир Холмов, и оставили след в сердце и памяти Гая.
— Привет тебе, дитя человека, — тихо и устало произнесла великанша, кутаясь в тяжелый шлейф собственных волос.
Гай судорожно вцепился в гриву Фьюри, но конь стоял спокойно, не ржал и не взбрыкивал. Он сполз на землю, всеми силами стараясь не выдать охвативший его страх. Разумеется, он много слышал от Деанны о Древнем Народе, но воочию видел впервые. Гай даже ущипнул себя, желая убедиться, что не спит. Вблизи стало ясно, что не так уж и громадна незнакомка, видимо, туман, окутывающий холм, исказил фигуру. На деле она была лишь на голову выше Гая, а худоба делала ее похожей на живые мощи.
— Приветствую вас, м-миледи, — рыцарь усилием воли сдержал нервную дрожь. — Могу ли я чем-то помочь вам?
— Разорвалась моя одежда, — произнесла сидхе, скорчившись еще сильнее и опустившись на колени, — нечем наготу прикрыть. Не отдашь ли мне свой плащ, сын человека?
Гай решительно щелкнул застежкой, сдирая промокший плащ. Отвернувшись, приблизился и набросил его на плечи женщины.
— Благодарствую, сын человека, — она поднялась, кутаясь в синюю потертую ткань, доходившую ей до колен. — Мне нужно вон к тому холму. Не проводишь ли меня?
— Отчего же нет, г-госпожа, — запинаясь, произнес Гай. — Наши пути с-совпадают.
Он сжимал повод Фьюри с такой силой, что побелели костяшки. Но конь не подавал никаких признаков беспокойства, и это немного успокаивало. Женщина поравнялась с ними и положила руку на холку коня.
— Твой жеребец не будет знать усталости, — мягко произнесла она, и Фьюри довольно фыркнул в ответ. — Болезнь не тронет его, и старость не коснется.
Гай приободрился. Предания гласили, что Древний Народ умел благословлять едва ли не лучше, чем наводить злые чары. Он почтительно склонил голову.
— Благодарю, миледи.
— Что ищешь ты в столь ранний час среди этих холмов? — сидхе посмотрела на него, и лишь теперь он заметил, что ее лицо, хранившее остатки невероятной красоты Древних, искажает одно явное уродство. Правый глаз оказался намного больше левого.
— Мой сюзерен велел мне отыскать и привезти тело убитого вчера разбойника, — ответил Гай, решив, что немного искренности не повредит. — Преступник был убит на вон том холме...
Женщина подняла на него задумчивый взгляд.
— Ты убил его?
— Н-нет, госпожа, — Гай отвел глаза, не в силах вынести обжигающий холодом взор волшебного существа. — Я не стал бы... Тем более, Локсли... — сердце словно стиснул стальной кулак. Гай неожиданно для самого себя с болью понял, что говорит правду. Кого угодно, но не Локсли!
— Что ж, мне радостно слышать это, — кивнула сидхе. — Как твое имя, сын человека?
Гай насторожился. В легендах не раз упоминалось, что Древние получают власть, узнав истинное имя человека. Видимо, женщина поняла его сомнения, потому что ее прекрасные губы тронула насмешливая улыбка.
— Я клянусь, сын человека, своей кровью, что не использую имя тебе во вред. Но ведь надо как-то тебя звать, ибо есть у меня дело к тебе.
— Меня зовут Гай из Гисборна, госпожа, — Гай наклонил голову. — Могу ли и я узнать твое имя?
Она коснулась короны тонкими пальцами, словно вырезанными из лунного камня.
— Я королева земель, что лежат под этими холмами, — она говорила спокойно и ровно, но взор ее наполнился болью. — Теперь изгнанная королева. Зовут меня Керридвенн. И я вынуждена взывать о помощи к тому, в чьем сердце достанет храбрости мне помочь. И награда будет щедрой, какая смертным и не снилась.
Гай почтительно опустился на одно колено. Фьюри переступал с ноги на ногу, трогая мордой светлые волосы хозяина.
— Чем я могу служить вашему величеству? — тихо произнес рыцарь.
Керридвенн вздохнула, глядя на светлеющее небо.
— Мой пасынок Атвилл изгнал меня. Причиной стало возвращение домой моего сына, оставленного когда-то у людей, дабы уберечь его от опасности. Атвилл давно желал власти, и воспользовался случаем получить трон, обвинив меня в нарушении Законов. Ибо я вырвала свое дитя из когтей Жнеца, вступив с ним в битву и поставив под угрозу благополучие нашего мира.
Гай молчал, пораженный жуткой догадкой. Леди Керридвенн бросила на него проницательный взгляд.
— Вижу, ты уже догадался обо всем, — кивнула она. — Да, мой сын Эйриен и тот, кого ты зовешь Локсли, одно сердце. Мы уже почти на месте, Гай из Гисборна, — Керридвенн устало опустилась на большой серый валун, вытянула сбитые в кровь ноги. — Осталось лишь подняться на холм, и мы пройдем через ворота в мое королевство.
Гай молча кивнул. Его била дрожь, но он всеми силами старался держаться с достоинством. Локсли, проклятый Локсли — не человек! Сидхе, подменыш, дитя древней королевской крови. Что ж, пусть так, все равно Локсли не уйдет от него! Один на один, лицом к лицу, они снова столкнутся. Даже если ему придется принять все условия королевы Древнего Народа. При мысли об этом Гаю вдруг стало так спокойно, как не было уже давно. Он сам не мог понять, почему вдруг перестало горько ныть сердце, и руки обрели былую силу.
— Твоему коню придется остаться, — улыбнулась Керридвенн.
Гай помедлил. Идти без верного Фьюри казалось верхом безумства. Конь же, словно поняв его сомнения, положил голову ему на плечо и тепло фыркнул. Гай обнял друга и прижался щекой к лоснящейся черной шее.
— Фьюри пойдет со мной, — твердо промолвил молодой рыцарь. — Я не оставлю его.
Жеребец согласно заржал. Керридвенн рассмеялась.
— Что ж, рыцарь, это справедливо.
И они стали подниматься по склону.

Глава II. По ту сторону Холма

Гай не сразу понял, что небо над ним уже иное, белое, словно молоко, в барашках золотых и сиреневых облаков. Они стояли на вершине холма, и теплый ветер дул им в лицо. Гай обернулся, да так и обмер, глядя на владычицу сидхе. Синий потертый плащ на ее плечах превратился в длинное бархатное платье, тонкие руки украшали тяжелые браслеты из белоснежного металла, в волосах ослепительно сверкала диадема. Пораженный Гай почтительно склонился перед ней, и королева ласково коснулась его плеча.
— Добро пожаловать в мое королевство, сэр Гай из Гисборна, — голос Керридвенн был исполнен нечеловеческой силы. — Прежде, чем мы продолжим путь, выслушай меня.
Фьюри нервно прянул ушами, захрапел. Гай положил руку ему на холку, и тот сразу успокоился.
— Ничего не принимай из рук встречных, — женщина пристально смотрела на него зелеными, как трава, глазами. — Не пей и не ешь ничего, кроме того, что у тебя с собой, даже если пищу предложит тот, кого ты хорошо знаешь. Помни, здесь не тварный мир, здесь никому и ничему нельзя верить. Королевский замок находится в той стороне. Как только минуешь границу земель — вон тот ручей — следуй прямо, никуда не сворачивая. И увидишь ворота. Твой конь останется здесь, за ним присмотрят мои подданные, те, кто остался мне верен.
— А ты, миледи? — Гай неуверенно взглянул на королеву. — Ты разве не пойдешь со мной?
— Нет, юный Гай, я не могу перейти ручей, пока приговорена к изгнанию и жив тот, кто вынес приговор, — она грустно улыбнулась. — Но здесь, по эту сторону, у меня достаточно друзей.
Гай сглотнул.
— Что я должен сделать, когда прибуду в замок?
— Ты вызовешь на поединок Атвилла, вызовешь его, как мой Заступник, — прекрасная сидхе гордо откинула длинные темные волосы, похожие теперь на темный авантюрин, переливающийся тысячами искр. — Объявляю тебя моим Рыцарем и Защитником. И препоясываю тебя на бой.
Ошеломленный Гай отступил, глядя, как леди Керридвенн острым краем браслета срезает прядь роскошных волос. Она знаком велела ему опуститься на колени и коснулась браслетом поочередно правого и левого его плеча. Затем вложила прядь рыцарю в ладонь.
— Ты вызовешь короля Атвилла на смертный бой, — голос Керридвенн, казалось, заполнил всю землю из конца в конец. Гай застонал, но не услышал своего стона.
— Теперь ступай и помни — все в твоих руках!
Рыцарь с трудом поднялся на ноги. Колени подгибались, сердце бешено колотилось. Он обнял Фьюри, снял с седла флягу с вином и мешочек с сушеным мясом, прицепил и то, и другое к поясу. Только теперь он вспомнил, что даже не надел кольчугу. Коротко ругнувшись, Гай мысленно похвалил себя за предусмотрительность — он всегда держал запасной меч у седла Фьюри. Кинжал в кожаных ножнах был уже за поясом. Гай взял меч и последний раз погладил верного коня.
Ручей серебряной лентой вился среди острых обломков камней и скал. Гай легко перешел его вброд и, не оглядываясь, двинулся в указанном направлении.

Деанна часто рассказывала ему сказки на ночь. И Гай особенно хорошо запомнил последнюю. То была жуткая легенда о Черной Башне короля сидхе, о предательстве и верности, о смерти и всепобеждающей любви. А следующий день отнял у него Деанну, единственное существо, любившее его. Добрую преданную Деанну в припадке злобы убил сэр Эдмунд Гисборн. И сказка, рассказанная ею в ту ночь, была самой страшной и странной из всех. Гай часто вспоминал низкий взволнованный голос и золотистые отблески пламени свечей в глазах кормилицы, когда она повествовала о пути юного Гэвина, ушедшего в страну Холмов за своей молочной сестрой Мьюир.
— Три условия были даны Гэвину, — говорила Деанна, и Гай жадно вслушивался в звуки ее голоса, казалось, прогонявшего боль в израненной спине. В тот день сэр Эдмунд снова избил его за какую-то ничтожную провинность. — И первым было — ничего не есть и не пить в стране сидхе. Вторым — рубить голову всякому, кто заговаривал с ним. А третьим, самым важным, было условие невинности. Лишь тот, кто невинен душой и телом, неуязвим в стране сидхе. Таков Закон, что древнее самого Времени.

— Куда ты держишь путь, человеческое дитя?
Шипящий голос заставил Гая вынырнуть из пучины воспоминаний. Инстинктивно он коснулся рукояти меча, но перед ним стояла всего лишь дряхлая старушонка, вокруг которой суетились желтые цыплята. Старуха держала в руке сито, полное отборного зерна, которое она горстями сыпала своим подопечным, а те на лету его перехватывали.
— Кто ты? — спросил Гай, завороженный горящими глазами старухи. Она пожала узкими плечами.
— Птичница его величества, короля этих земель. Но ты не ответил на мой вопрос.
— Я ищу замок короля сидхе, — сказал Гай, вытащив меч. Старуха не успела сказать ни слова, как голова ее слетела с плеч. Гай не ощутил никакой отдачи, какая обычно бывает, когда меч врезается в человеческое тело. На месте старушечьего тела лежала горстка лохмотьев, цыплята превратились в маленькие золотые слитки. Как ни велико было искушение, он все же не притронулся к золоту и продолжил свой путь.
Замок высился громадной черной иглой-башней, пронзающей белесое небо. Гая при виде него охватила странная тоска. Он стоял и смотрел на башню, а в сердце рождалась далекая боль, похожая на отзвуки бури.
— Кто ты и что делаешь тут, в землях владыки Атвилла? — произнес мужской голос, и Гай резко развернулся, держа меч наизготовку. Перед ним стоял высокий худой мужчина, чье оружие составлял лишь посох. Вокруг него сгрудились козы. И в глазах мужчины, и в глазах его питомцев Гай увидел тот же огонь, что и в глазах птичницы.
— Иду к Башне короля, — ответил молодой рыцарь и взмахнул мечом. Голова пастуха скатилась в траву, а тело опало горсточкой лохмотьев. Козы застыли, тела их стали прозрачными и осыпались драгоценными каменьями. Гай протянул руку, чтобы подобрать хотя бы один алмаз, но в памяти возникло лицо Деанны и ее нежный шепот:
— Не тронь ничего, что принадлежит миру сидхе, или навеки станешь их пленником.
Отдернув руку и зажмурившись, чтобы избежать искушения, рыцарь двинулся в сторону замка. Путь его был долог, и он устал, но подкрепил силы лишь куском сушеного мяса и запил его на ходу вином из фляги.
Когда Гай подошел к замку, было все так же светло, и плыли по небу розовые, желтые и сиреневые облака. У врат сидел охранник, закутанный в плащ с капюшоном. Поверх плаща сверкал золотой ошейник, прикрепленный длинной цепью к вбитому в стене кольцу. Гай поднял меч.
— Зря ты пришел сюда, Гай, — донесся из-под капюшона бесцветный голос, и рыцарь почувствовал, как между лопаток потекли струйки ледяного пота. — Ты сложишь тут голову.
— Локсли!
Человек поднялся, откинув капюшон. Он был безоружен. Рыцарь отшатнулся.
— Возвращайся домой, Гай, — ровно, спокойно произнес Робин. — Ни шагу дальше, иначе пожалеешь.
Гай поднял меч. Как ни странно, вместо радости на него вдруг нахлынуло отчаяние. Вот он, проклятый Локсли, и так легко убить его! Так легко! Но руки отказывались подчиняться. Невероятным усилием Гай замахнулся и, зажмурившись, нанес удар. Меч не встретил сопротивления. Медленно, обреченно Гай открыл глаза. На каменных плитах перед ним лежала кучка одежды, а на ней — золотой ошейник.
Путь в замок был открыт, и Гай вошел, держа меч наготове.

Глава III. Союзники

Никогда в жизни Гаю не доводилось видеть такого великолепия, какое встретило его в замке короля сидхе. Но то было леденящее, безжижненное великолепие. Гай невольно поежился, обхватил плечи руками и растер их. Холодом пробрало его до самого нутра. Прекрасные узорные перила и белоснежные мраморные лестницы, колонны удивительной красоты, отделанные каменьями. Древа из карнеола и жада украшали террасы по обе стороны лестниц. Но не было здесь ни птиц, ни животных. Мертвое молчание царило в замке.
Гай шел, никуда не сворачивая, пока не уперся в громадные резные двери из лунного серебра, их верхняя кромка терялась под высоченными потолками. Он потянулся к дверной ручке, но в памяти снова всплыл последний рассказ Деанны.
« — Протянул руку принц Эдзэйн, дабы отворить врата и войти в тронный зал. Но ручка из прозрачного алмаза осталась в его ладони, и замер принц, пораженный этим, и не заметил, как в сердце его прокралась жадность, внушенная колдовством. Очнулся же, лишь когда алмаз опустился в его карман, и могучий голос возгласил, что теперь он навеки останется пленником в стране сидхе...»
Гай отдернул руку, словно обжегшись. Поразмыслив, он достал из ножен короткий тяжелый нож из черного железа, вонзил его меж золотых створок и разнял их. Со стоном подалась дверь, рыцарь ухватил ее пальцами, отворил и вошел.
— Гай, — слабо произнес лежащий на мраморном полу Локсли, закованный в цепи и нагой, как в миг рождения. — Никогда не думал, что скажу это... но я рад тебя видеть.
Гисборн пересек зал и опустился на колено, разглядывая браслеты цепей. Робин попытался сесть, но, видимо, сил у него не осталось. На спине и плечах Гай увидел тонкие синеватые полосы — следы ударов. Локсли смотрел на него затуманенными и какими-то пустыми глазами. Гай тронул цепи и поморщился.
— Натяни их, — грубо бросил он, отступив на шаг и вынув меч из ножен. Робин покачал растрепанной головой.
— Нет, Гай... Атвилл уже идет, я слышу его шаги, — голос Локсли звучал устало и безучастно. — Он уже здесь.
С грохотом разлетелись створки дверей, и в тронный зал ворвался воин, закованный в сверкающую золотом броню. Гисборн вскочил, развернувшись к нему.
— Ты зря пришел сюда, человечья вошь, — усмехнулся король сидхе, смерив молодого рыцаря презрительным взглядом разноцветных глаз. — О, вижу, эта старая шлюха, моя мачеха, дала тебе напутствие! Ну так оно тебя не спасет, человеческий ублюдок!
Гай прикусил губу. Последнее оскорбление резануло по сердцу. Воспользовавшись его замешательством, король сидхе обрушился на него с ударами такой чудовищной силы, что любой человек был бы повержен. Но Гай лишь на шаг отступил, отражая выпады. Прядь волос Керридвенн вливала в него мощь, достойную сына Древнего народа. Он свирепо рубился с царственным противником, чувствуя, как пылает в сердце ледяное пламя старой обиды. Он отбивался, не обращая внимания на оскорбления, которыми осыпал его Атвилл. Раз за разом сшибались мечи, и звон их был слышен во всех уголках мира сидхе. Такой битвы эта земля не видела уже долгие века.
Летели мгновения. Казалось, противники не ведают усталости. Гай был дважды ранен, в бедро и бок, его кровь алыми каплями оросила пол. Мечи высекали искры, а шипастые сапоги короля оставляли выбоины в белом мраморе. Но пол, слишком гладкий и ровный, а теперь еще и залитый кровью, оказал Гаю дурную услугу. Отступив перед очередной сокрушительной атакой, рыцарь поскользнулся. В следующий миг из руки выбили меч, а закованная в броню нога припечатала его к полу. Гай застонал, чувствуя, как острые шипы медленно входят в грудь.
— Гай! — истошный вопль сотряс стены, эхом заметался по галереям.
Дальнейшее словно растянулось, как бывает в кошмарных снах. Гай одновременно видел летящий к нему собственный меч и занесенный клинок короля сидхе. Локсли, вложивший в бросок все силы, неподвижно распростерся на полу. Он не думал ни о чем, на это просто не осталось времени. Гай протянул руку, и обернутая потертой кожей рукоять легла в ладонь. Он развернулся, не обращая внимания на меч Атвилла, опускающийся на его голову, и нанес удар, вложив в него все силы, рассек золотую броню, а вместе с ней — тело. Плечо пронзила резкая боль. Гай еще успел увидеть, как валится золотой великан на залитый кровью мраморный пол. А потом была темнота.

— Сидхе никогда не забывают того, кто хотя бы раз оказал им услугу, — говорила Деанна, отирая крупные капли пота, выступившие на лбу маленького Гая. — Они помнят как зло, так и добро. Не обижай сидхе, дитя мое, никогда не обижай! — и она склонилась над ним, вкладывая темный крупный сосок в его потрескавшиеся губы. Гай втянул благодатные капли ее молока, сладкого и густого, утоляющие жажду и насыщающие. Ласковая ладонь поглаживала его голову, а голос лился, журча, словно ручеек в лесу. — Лишь тот, кто чист сердцем, может победить в битве с сидхе. И лишь тот, кто охранит свое сердце от гордыни, сможет стать Рыцарем Холмов.

Гай открыл глаза. По языку текла густая терпкая влага. Он глотнул, с изумлением узнавая вкус вина.
— Долго же ты валялся, — сказал Локсли, отнимая от его губ флягу. Гай хотел сесть и невольно застонал, когда плечо пронзила боль.
— Тише, лежи спокойно, — разбойник осторожно убрал слипшиеся от пота волосы с его лба. — Ты прикончил Атвилла, честь тебе и хвала.
— Ты... — Гай снова попытался сесть, обнаружив, что голова его покоится на колене Локсли. И в памяти всплыли отчаянные глаза, один больше другого, и меч, летящий по мраморному полу в его руку. Гай зарычал, потом застонал, зажмурившись.
— Чтоб ты сдох, Локсли! — он рванулся, и на сей раз у него получилось выпрямиться. Голова закружилась, и Гай едва не рухнул обратно.
— Ты ранен, — словно не слыша ласкового пожелания, бывший атаман с тревогой взглянул ему в глаза. — Сможешь встать?
Гай приподнялся и повалился обратно. Локсли сочувственно смотрел на него, но не делал попыток помочь, хорошо зная характер упрямого рыцаря.
— Гай, ты должен встать, — тихо произнес Робин, наклонившись к лежащему врагу. — Ты победил Атвилла... но теперь тебе угрожает опасность несравненно большая.
Рыцарь повернул голову и посмотрел в его светло-зеленые глаза.
— О чем ты, Локсли?
— Моя мать... она разгребла жар твоими руками, освободила свой трон. Теперь у нее остался еще один враг. Более могущественный, чем Атвилл.
Железная рука молодого рыцаря легла на плечо разбойника и сжала его. Гай рванул непослушное тело вверх, опираясь на плечо врага. Локсли обхватил его за пояс и почти понес к небольшой дверце в дальней стене.
— Она спешит сюда, — говорил Робин, протискиваясь в узкий проем и с трудом протаскивая за собой крупного и плечистого рыцаря. — Скоро будет здесь. Гай, какого дьявола ты вообще приперся?
Они двигались по тесному тоннелю боком. Гисборну приходилось опираться на Робина, поскольку боевой пыл уже выветрился, и на его место пришла чудовищная усталость.
— О каком враге ты говоришь? — спросил Гай, когда они остановились перевести дух. Локсли скрипнул зубами.
— О Хэрне. Но ты не ответил на вопрос. Что ты тут делаешь?
— За твоим трупом пришел, — огрызнулся Гай, еле пролезая в боковой тоннель. — Куда мы идем?
— В единственное безопасное для нас место. Для тебя, во всяком случае, — хмыкнул Робин и нажал выступающий из стены кирпич. Пол задвигался под ногами, рыцарь невольно взвыл и вцепился в Локсли мертвой хваткой. А тот хохотал как безумный, ухитрившись оказаться сверху, так что использовал Гая, как салазки. Они летели по узкому желобу, кувыркаясь, пока с громким шлепком не рухнули в теплое озерцо, окруженное густыми камышовыми зарослями.
— Долго же ты добирался, сыночек, — ласковый голос заставил Гая задрожать. Он кое-как выпрямился, цепляясь за Локсли, и увидел сидящую на берегу женщину. Волосы ее уже тронул пепел седины, но глаза оставались такими же теплыми. Гай выпустил плечо Локсли и побрел к берегу. Он не помнил, как оказался в любящих материнских объятиях, как нежные руки отирали слезы с его щек и гладили волосы.
— Деанна... это ты, Деанна... — собственный всхлип донесся словно издалека.
— Идемте, — так же далеко звучал ее голос. — Робин, помоги отвести его в хижину. Он потерял много крови.
Гай чувствовал, как по щекам текут горячие слезы. А сердце стонало и пело.

Глава IV. В хижине Деанны

Снадобья и зелья Деанны могли и мертвого поднять из могилы, хотя кормилица Гая была всего лишь прачкой при дворе. Он почти все время спал, впервые за долгое время чувствуя себя дома и в безопасности. Робин же носился на подхвате у Деанны, помогал ей по хозяйству и безо всякого королевского высокомерия то драил пол в хижине, то готовил.
— Ваше высочество сошли с ума, — смеялась Деанна, глядя, как он выносит огромную корзину с грязным бельем. — Не зря я кормила вас молоком, когда вы только родились.
— Давай я постираю, а ты приготовь лепешки на меду, — Робин поставил корзину на чурбак для рубки дров и поцеловал сидхе в щеку. — Знаешь, я только сейчас подумал, матушка... ведь мы с Гаем оба сосали твою грудь. И значит...
— И значит, вы — молочные братья, — Деанна обхватила его лицо ладонями. — Ты всегда знал это, чувствовал сердцем. Потому и не убивал моего мальчика.
— Я не мог, — Робин грустно взглянул на кормилицу, — просто не мог. Хотя он убил человека, вырастившего и воспитавшего меня. И много худого сделал людям. Я все равно не мог убить его, всякий раз что-то останавливало.
— Молоко сидхе связывает прочнее кровных уз, — кивнула Деанна. — А Гай не так уж плох.
— Он убил мельника, — Робин угрюмо опустил голову. — И причинил немало зла.
— Тебе легко судить, сынок, — вздохнула Деанна. — Ты рос в тепле и любви. Приемный отец обожал тебя. А Гай... слишком часто я накладывала примочки на его детскую спину. И слишком часто слышала, как он стонет во сне, умоляя безжалостного отчима о пощаде. Гай был совсем маленьким, когда сэр Гисборн стал вымещать на нем злобу. Сам он вернулся с войны кастратом, поэтому не хотел лишиться последнего шанса передать наследство. Пусть даже бастарду.
— Что? — от удивления Робин чуть не выронил корзину, которую снова было взвалил на плечо. — Матушка, мы об одном и том же человеке говорим? Гай бастард? Но как?
— Идем, по пути расскажу, — Деанна бросила быстрый взгляд на хижину.
Они неспешно брели по узкой тропинке в камышах. И Деанна рассказывала потрясенному Робину историю появления Гаяна свет. Историю ребенка, который никому не был нужен, даже собственной матери. О том, как слуги приносили в ее каморку пятилетнего мальчика, запоротого до беспамятства, и мать не вступалась за свое дитя.
Вспоминая детство Гая, Деанна не могла сдержать слез, хотя сидхе слывут безжалостными и холодными существами.
— Я сидела по ночам у его кровати и рассказывала о моем племени, — тихо говорила женщина, украдкой смахивая влагу с ресниц. — Маленький, он был таким любознательным, это позже остались лишь жестокость и ненависть. После того, как мне пришлось покинуть моего мальчика.
— И все же, — Робин поставил корзинку на камень и взглянул на кормилицу, — почему ты выбрала Гая, именно Гая? Не кого-то другого, а именно его?
— Так уж получилось, — она пожала плечами. — Я должна была понести наказание за тяжкий проступок. Я осмелилась родить от ее супруга, короля. Дитя мое убили на моих глазах. Король не мог вступиться за него, он умер при весьма странных обстоятельствах за несколько дней до моих родов. Но меня оставили жить, хотя я молила о смерти, и приговорили к изгнанию в тварный мир. Владычица Керридвенн в качестве кары повелела мне вскормить первое человеческое дитя, что я увижу, оказавшись там. Предполагалось, что это будет крестьянский младенец, но случилось так, что как раз в то время леди Гисборн ехала из монастыря, где замаливала грехи. И в дороге у нее начались схватки. Я оказалась рядом и помогла ей. И Гай испил моего молока... за все то время, что я кормила его, он ни разу не укусил грудь. И всегда сосал спокойно, в отличие от тебя, мой маленький жадина, — она с ласковым смешком погладила молочного сына и провела по своей груди, все еще полной и пышной.
— Иди домой, матушка, — Робин коснулся губами щеки кормилицы. — Спасибо, что рассказала о Гае. Думаю, ему ты сейчас нужнее, чем когда-либо.
— Я приготовлю пирожков на меду, — Деанна обняла его и расцеловала в обе щеки. — Возвращайся поскорее, сынок.

Гай уже проснулся и лежал с закрытыми глазами. Лицо его было бледным, но губы и веки порозовели. Деанна села рядом, убрала светлые влажные пряди с его лба. Полюбовавшись все еще полудетским лицом рыцаря, она поправила одеяло и подушку.
— Деанна, — Гай накрыл широкой ладонью маленькую руку кормилицы. — Как такое может быть? Старик ведь убил тебя...
— В последний миг я успела вернуться домой, — она погладила его свободной рукой. — Но ты, мой сыночек, мой малыш... тебе пришлось столько всего пережить.
Гай улыбнулся, и на щеках появились ямочки.
— Все позади, Деанна. Я думал, Бог забыл обо мне. Но видно, не забыл.
— Пока полежи, не вставай, — кормилица наклонилась и поцеловала его в лоб. — Я приготовлю тебе питье и сделаю лепешки.
— Деанна, — улыбка сползла с его лица. — Мне ведь не приснилось... Локсли здесь. И это он привел меня к тебе.
Женщина кивнула.
— Да. Есть еще что-то, что ты должен знать, сынок. Робин, как и ты, был вспоен моим молоком. И эта связь крепче любой кровной.
Казалось, Гисборн не удивился. Но в голубых глазах появилось свойственное ему упрямое выражение.
— Пока что мы союзники, — проворчал он, приподнимаясь на локтях. — Но однажды я сверну его тощую шею. И твое молоко тут не поможет, Деанна.

Робин явился ближе к вечеру, усталый, но довольный, волоча на спине корзину с чисто выстиранным бельем. Деанна водрузила на стол огромный поднос с лепешками и поставила большой жбан эля. Гай мрачно зыркнул на вечного врага, но остался сидеть за столом.
Ужин прошел в молчании, ни Робин, ни Гай не спешили начать разговор, а Деанна, будучи мудрой женщиной, не встревала. Лишь подкладывала лепешек и подливала эля обоим молочным сыновьям.
— Тетушка! Тетушка Деанна! — дверь распахнулась, и на пороге возникла крошечная фигурка прислужника-пикси. — Солдаты идут! И с ними мохнатый посланец Охотника!
— Поди-ка сюда, Гальвен, — невозмутимо произнесла женщина. Пикси подлетел и устроился на краешке стола, под ошалелым взглядом Гая.
— Возьми этих мальчиков и отведи коротким путем на поверхность, да смотри, отведи так, чтобы время для них изменилось как можно меньше. И присматривай за ними. А вы, дети мои, не ссорьтесь. Сейчас вы как никогда нужны друг другу, — кормилица поочередно обняла поднявшихся из-за стола молодых людей. — Прощайте, мои любимые.
— Ни за что! — Гай побледнел и потянулся за мечом. — Пойдем с нами, Деанна. Клянусь, никто не причинит тебе зла!
Женщина покачала головой, с нежностью глядя на встревоженные лица обоих.
— Увы, мне нет пути на поверхность. Идите, мои милые, спешите. И помните, что вас кормила одна грудь. И что лишь любовь способна победить тьму.
Она поцеловала их, сначала Гая, потом Робина, и прежде, чем успели они опомниться, крошечные ручки пикси ухватили их за воротники. На миг перед глазами ослепительно полыхнуло, и вот уже они стоят на вершине холма, а ветер тварного мира бросает в лица запах разнотравья и гари.
— Матушка... — Робин опустился на колени и застонал, закрыв лицо руками. Гай продолжал стоять, всматриваясь в далекие зубчатые башни Ноттингема. Ветер быстро осушал слезы, катящиеся по его щекам.
— Ты должен был привезти мой труп своему хозяину, — Робин поднялся с колен, устало глядя на рыцаря. Гай смерил его быстрым взглядом.
— Иди куда хочешь, Локсли. Я возвращаюсь.
— Ты рехнулся? Керридвенн уничтожит тебя!
— Там мой Фьюри остался, — спокойно сказал Гай. — Я вернусь за ним.
Робин положил руку ему на плечо, рискуя получить по физиономии.
— Твой конь сможет постоять за себя. Но ты попадешь прямо в лапы сидхе. И живым они тебя не выпустят.
— Тебе-то что? — огрызнулся Гай, сбрасывая с плеча тонкие пальцы. Робин опустил голову.
— Деанна была и моей молочной матерью. А молоко сидхе дает более глубокую связь, чем кровь. Я не могу позволить тебе рисковать собой, Гай. Пойдем вместе. Я, по крайней мере, сделаю все, чтобы ты вернулся живым.
Гай устало опустился на траву и закрыл лицо руками.
— Что будет с Деанной? — тихо спросил он. Робин сел рядом, печально улыбнулся.
— Ее, скорее всего, убьют. Или уже убили. Тебя так волнует простая кормилица?
— Она была мне матерью, — Гай покачал головой, всеми силами стараясь удержать слезы. — Единственной, кому я был нужен.
— Пойдем, Гай, — Робин поднялся и протянул руку старому врагу. — Идем, скоро стемнеет, и здесь небезопасно.
Рыцарь поднялся, по-прежнему глядя на черную громаду Ноттингема вдали. Ничто не тянуло его туда. Был только ледяной холод внутри, привычный и еще более страшный оттого, что изгнал тепло, подаренное Деанной.
— Там есть хижина, — говорил Робин, пока они шли меж холмов к Шервуду. — Я построил ее для Марион, чтобы не так тяжко было зимовать. Теперь она нам пригодится.
Гай кивнул. Больше всего на свете хотелось сжаться в комок, забиться в темный угол и всласть поплакать над той, что заменила ему кровную мать.

Глава V. Хижина в лесу

Робин принес хвороста, и вскоре огонь весело потрескивал под котелком с сушеным мясом, которое осталось в мешочке на поясе Гая. Тот не принимал участия в готовке. Съежившись в углу, на облезлых оленьих шкурах, он притворялся, будто спит, но плечи иногда предательски вздрагивали. Робин делал вид, что не замечает ни этой дрожи, ни редких сдавленных всхлипов, хотя сердце ныло от боли и горя. Он вспоминал слова Деанны о том, что у Гая не было никого, кроме нее. Теплота этой женщины, так непохожая на обычную холодную рассудительность сидхе, могла растопить ледники севера. Разумом Робин понимал, что ничего не изменилось, что Гай по-прежнему враг, убийца его названного отца, но не мог заставить себя ненавидеть. Деанна права, молоко связывает сильнее крови, как и горе общей потери.
Понемногу хижина прогрелась, и в воздухе поплыл соблазнительный аромат вареного мяса. В тайнике за очагом Робин отыскал немного пшеницы и бросил ее в котелок.
Гай, видимо, устав от слез, дремал, свернувшись на шкурах и слабо всхлипывая. Робин же никак не мог заставить себя лечь. Что-то не давало расслабиться, и это был не Гай. Что-то еще, странное, тревожащее. Чей-то взгляд снаружи, из небольшого оконца, затянутого рыбьим пузырем.
— Гальвен! — негромко позвал Робин, помешивая варево в котелке.
— Слушаю, повелитель, — пискнуло над ухом. Пикси отлетел в сторону, глядя на нового хозяина.
— Кто-то наблюдает за хижиной, можешь разведать?
— Это всего лишь человек, мой принц, — пикси презрительно дернул острым носиком. — Человек с двумя странными кривыми мечами.
— Назир! — ахнул бывший разбойник.
— Он за дверью! — пикси заметался по хижине, свирепо размахивая крошечным мечом. Чутко спавший рыцарь вскинулся, нашаривая меч. Робин вскочил и шагнул к двери, которая распахнулась, впустив в помещение холод и промозглую морось.
— Назир! — выдохнул Локсли, глядя на неподвижную фигуру в дверном проеме.
— Робин! — потрясенно воскликнул тот. — Hayjaatti!
Назир вошел в хижину, прикрыл за собой дверь и бросил быстрый взгляд на сидящего в углу Гая. Робин улыбнулся, притянул друга к себе за затылок и прижался лбом к его лбу. Железные руки сарацина до боли стиснули его плечи.
— Ты вернулся, — Назир говорил ровно и спокойно, но глаза его блестели, а губы едва заметно дрожали. Робин кожей ощущал счастье, которое переполняло его душу.
— Да, вернулся... благодаря Гаю, — он нашел в себе силы улыбнуться напрягшемуся Гисборну. Тот не нападал, но походил на натянутую до предела струну. Сарацин повернулся к нему и чуть наклонил голову.
— Он теперь твой друг, Робин?
— Мой молочный брат и спаситель, — Локсли с улыбкой коснулся губами виска сарацина и кинулся к котелку — стряпня начала пригорать. Назир медленно опустился на край грубо сколоченного табурета, держа в поле зрения Гая, который снова свернулся клубком и задремал.
— Молочное родство ближе кровного, — тихо заметил он, когда Робин отошел от очага. — Это многое объясняет.
— Что именно? — выгнул бровь Робин и сел на край стола.
— Ты никогда не пытался убить его. Что угодно, только не убить. Уилл был здорово зол на тебя за это, — сарацин улыбнулся уголком рта. — Но как так вышло, что вас вскормила одна грудь?
— Это долгая история, — Робин не смог побороть искушения коснуться курчавых волос сарацина. — И странная. Ты можешь решить, что я помешался.
— Не более странная, чем твое возвращение, — Назир неожиданно улыбнулся так радостно и весело, что у Робина защемило в груди и на глазах выступили слезы. — Но мне достаточно уже того, что ты здесь. Столько времени прошло, а ты все же вернулся!
— Столько времени? — нахмурился Робин, лишь сейчас заметивший морщинки в уголках глаз друга и седые нити в курчавой шевелюре. Сердце его оборвалось и ухнуло куда-то вниз. — Сколько, Наз?
Назир поднял на него взгляд, в котором была усталость вперемешку с радостью.
— Семь лет. Семь лет тебя не было с нами, Робин. И я не стану спрашивать, где ты пропадал, брат.
Он не слышал, как вскочил Гай, уронив меч, и как Назир подорвался с места, подхватывая обмякшего вожака. В глазах поплыло, и мир исчез, погрузившись во мрак.

Видимо, сказалось напряжение и последующее потрясение. Робин уснул так крепко, что даже не шевельнулся, когда Гай и Назир перенесли его на ложе и укрыли плащом. Рыцарь тяжело опустился на табурет.
— Семь лет, — пробормотал он, обхватив руками голову. — Легенды не лгали...
Назир, который, казалось, был счастлив только от того, что его друг и атаман жив, ни о чем не спрашивал, и даже к присутствию Гая отнесся спокойно, просто потому что Робин того не опасался. Он снял с крюка над очагом котелок и поставил на стол. Отыскал за камнями очага две деревянные ложки и положил одну перед рыцарем.
— Что сейчас в Ноттингеме? — Гай решительно наступил на горло собственной гордости, слишком он был ошеломлен. — Скажи, сарацин, что там? Де Рено все еще шериф?
Назир покачал головой.
— Он умер четыре года тому назад. Ноттингем захватили валлийцы. Де Рено перерезали глотку.
Гай зажмурился, стараясь совладать с охватившими его чувствами. Он не мог сказать, чего было больше, недоумения, горечи или почти детской боли от потери близкого. Шериф не был особенно добр к нему, шпынял и оскорблял, но сейчас, услышав о его смерти, Гай вдруг подумал, что остался совсем один. Де Рено порой бывал жесток с ним, но в свое время он взял его к себе почти ребенком, и Гай по-своему привязался к этому желчному и злобному человеку.
— Он был плохим человеком, — голос сарацина звучал словно сквозь толщу воды. — Но умер достойно. Мы сами сумели спастись лишь благодаря Робину.
Гисборн, вздрогнув, поднял на собеседника изумленный взгляд.
— Робину? Какому Робину?
— Робину Гуду, — Назир зачерпнул из котелка варево и подул. Гай тоже взял ложку и последовал его примеру, даже не задумавшись, что ест из одного котла с заклятым врагом христианского племени. Краем глаза он заметил движение и усмехнулся. Потом зачерпнул каши и положил на угол стола.
— Эй, Гальвен, иди сюда, поешь и ты тоже.
— Премного благодарен, господин, — пикси возник так неожиданно, что сарацин поперхнулся и уставился на него округлившимися глазами.
— А ты, Гай из Гисборна, не расскажешь ли, что случилось с тобой и Робином? — произнес Назир не слишком твердым голосом, не сводя взгляда с пикси, который с аппетитом уплетал кашу. Впрочем, существо из другого мира было не менее удивительным, чем Гай, оказавшийся молочным братом Робина. Как будто мало было узнать, что он — единоутробный брат Роберта Хантингтона.
Но Гай предпочел сначала съесть половину каши и запить ее остатками вина из фляги. Подумав, он протянул флягу сарацину.
— Глотни и ты.
Назир сделал небольшой глоток и прищурился, смакуя вино. Гай позволил наевшемуся и довольному Гальвену притулиться у себя на плече и короткими, по-солдатски рублеными фразами поведал сарацину о своих приключениях, начиная с той минуты, когда шериф послал его на поиски тела, и закончив тем, что они с Робином вернулись в тварный мир.
— Насколько я понял, оставался еще один враг, — задумчиво произнес Назир, выслушав рыцаря и обдумав его рассказ. — Тот, о ком говорил Робин. И тот, кого боялась госпожа Керридвенн.
— Охотник? — Гай поморщился. — Никогда не доверял этой рогатой гадине. Древние боги должны уходить вовремя.
Он потряс головой, не совсем понимая смысл фразы, только что им сказанной. Назир с изумлением смотрел на него, словно видя впервые.
— Ты изменился, Гай из Гисборна, — наконец, произнес сарацин. — И ты прав. Древние боги должны уходить вовремя. Иначе они превращаются в демонов. Для Робина здесь сейчас небезопасно. Если то, что ты рассказал, правда, Охотник будет мстить.
— Эх, если бы только со мной был Фьюри, — вздохнул Гай. Гальвен тотчас же слетел с его плеча и с тихим хлопком исчез. — Думаю, этот лес небезопасен для всех нас, — он поднялся из-за стола, подошел к спящему Робину, присел рядом на корточки и коснулся рукой щеки молочного брата. — Но без коня мы далеко не уедем. Тем более, этого дурня придется везти, сам он идти не сможет.
— Нам некуда ехать, — сарацин запустил пальцы в кудрявые волосы. — Но если Робину в лесу небезопасно, я предпочел бы ночевать в поле.
— Есть же Гисборн, — угрюмо буркнул Гай и обхватил себя руками за плечи. — Если его еще не продали и не передали во власть короны.
— Господин, твой конь тут! — перед ним возник довольный Гальвен.
Снаружи донеслось ржание, Гай ахнул и сорвался с места.
— Фьюри! Ты привел моего Фьюри!
Он едва не вышиб дверь. Черный силуэт коня почти сливался с тьмой, сочившейся из деревьев и корней. Громадный жеребец выступил из мрака и ткнулся бархатным носом ему в плечо. Гай обнял верного друга за шею. Сердце бешено колотилось.
— Гай, скорее в дом! — встревожился сарацин. — Заводи коня и входи сам.
Рыцарь потянул за собой Фьюри, и вдвоем они вошли в узкий дверной проем. Огромный конь почти целиком заполнил небольшое помещение. Назир торопливо накинул засов и произнес несколько слов на родном языке, очерчивая дверь странным символом. И вовремя, поскольку снаружи раздалась тяжелая поступь, и хижина содрогнулась.
— Гальвен! — окликнул Гай. Пикси тут же появился перед ним.
— Слушаю, господин.
— Ты смог привести Фьюри. А можешь нас четверых отсюда вытащить? Так, чтобы мы оказались возле Гисборна.
— Далеконько будет, хозяин, — покачал головой пикси. — Надо бы силенок набраться.
— Кровь? — спросил сарацин, стоявший у двери и прижимавший ее спиной.
Гальвен кивнул.
— Не твою, чужеземец, и не господина Гая, — Гальвен тревожно вскинулся, глядя на дрожащие стены. — Ты принадлежишь другой крови, а господин Гай прошел обряд, сделавший его кровь непригодной для чар.
— Локсли? — Гай прикусил губу.
— Да, господин, — откликнулся пикси. — Мне нужно немного, несколько капель.
Гай наклонился над Робином и взял его за руку. Затем бросил на пикси быстрый взгляд.
— Не бойся, господин, — пикси словно прочел его мысли. — Клянусь моим сердцем, я не причиню вам зла. А тем более Робину из Локсли, ибо он — мой повелитель и принц.
Гай кивнул, закатал Робину рукав и вытащил нож. Острое темное лезвие вспороло кожу на тонком запястье. Хижина сотрясалась от чудовищных ударов. Гальвен слетел вниз и зачерпнул крошечной ладошкой из стекающей алой струйки.
— Возьми его на руки, господин мой Гай, скорее! Чужеземец, подойди!
Втроем они сгрудились вокруг Фьюри, положив руки на седло черного жеребца. Яркий сполох света окутал их, скрыв того, кому, наконец, удалось выбить дверь и ворваться в хижину. Гай чувствовал руку сарацина, вцепившуюся в его запястье, и слышал издалека слабое ржание Фьюри. Робин мешком висел на его плече.
— Готово, господин Гай! — пикси выглядел усталым и измученным. — Видишь те развалины? Это твой Гисборн.
Гай положил Робина поперек седла и взял Фьюри под уздцы. Сарацин шел по другую сторону, не выказывая удивления и не задавая вопросов.

Глава VI. Замок Гисборн. Деревня

Замок был разрушен не полностью, это утешало. Сохранился даже камин в охотничьем зале, и Назир принялся разводить огонь. Гай завел Фьюри в одно из уцелевших помещений, когда-то это была оружейная. Локсли так и не проснулся. Гай перенес его к камину и уложил на груду старых овечьих шкур, которые каким-то чудом пропустили грабители. Усталый Гальвен прикорнул рядом со своим принцем. Гай не стал его прогонять, прекрасно понимая, что пикси спас им жизнь. Назир заложил дверь тяжелым засовом, вернулся к огню и уселся на корточки.
— Интересно, что случилось с замком? Почему ушли люди? — Гай подкинул в камин несколько поленьев и опустился рядом с Локсли на шкуры. Назир задумчиво смотрел в пламя.
— Внизу, среди холмов, я видел деревню, — наконец, сказал он. — Утром можно будет пойти и расспросить селян.
Гай молча кивнул, растянулся на шкурах и почти мгновенно уснул.

Утро встретило их соблазнительным ароматом и, открыв глаза, молочные братья увидели Назира, который поджаривал на вертеле мясо. Робин сел, по-детски протирая глаза кулаками, и с хрустом потянулся. Гай первым делом пошел задать корма коню, а Робин поплелся к бочке с дождевой водой, ополоснуть лицо.
— Судя по всему, люди уходили в спешке, — задумчиво произнес Гисборн, вернувшись с обхода владений. — Кое-где оставили хорошие вещи, на верхнем ярусе нетронутая спальня, не взяли постели и утварь, зато я не нашел ни одного клинка, ни единой стрелы. Словно они спасались от врагов и бежали, прихватив то, что попалось под руку, еду и оружие.
— Пахнет псиной, везде, — Назир поднял голову. — Вчера, когда мы вошли, повсюду стоял этот запах. А в углу я нашел вот это.
Он протянул Робину клок сероватой шерсти, и тот внимательно ее изучил.
— Волчья, — сказал он удивленно. — Но ведь двери были заперты.
Сарацин снял с вертела готовое мясо, сложил его в миску и поставил перед молодыми людьми, а сам принялся насаживать вторую порцию.
— Откуда мясо? — Гай подозрительно принюхался. Назир протянул руку и погладил возникшего на его плече пикси.
— Он привел. Деревня внизу пустая, никого нет, нашлась только одна старая овца.
Пикси гордо раскланялся и похлопал крыльями. Робин взял кусочек мяса и предложил ему. Гальвен тут же принялся за еду.
— Сначала поедим, а потом осмотрим все как следует. Не может быть, чтобы вдруг все просто так ушли. Мы с Гаем проверим замок, а вы с Гальвеном спуститесь в деревню, — Робин положил руку на плечо другу. Назир кивнул. Сколько бы ни прошло времени, тот оставался его вожаком, и ему даже в голову не приходило возражать.
Запив мясо дождевой водой, которой вдосталь было в бочках, Гай с Робином приступили к изучению того, что осталось от Гисборна. Назир же, прихватив Гальвена, направился к опустевшей деревне.
Здесь было пусто и неуютно. В первом доме на столе обнаружился большой ржаной каравай, но полностью заплесневевший. Назир быстро осмотрел комнаты и перешел во второй дом. Гальвен куда-то пропал. Сарацин заглянул еще в несколько домов и наткнулся на амбар, где оставалось немного зерна. Он успел наполнить небольшой мешок, найденный тут же, когда в амбар вихрем ворвался пикси.
— Хозяин, там человеческий ребенок, — сообщил он.
Назир вздрогнул.
— Веди!
Пикси провел его через всю деревню и остановился возле добротного беленого дома, с колодцем у старого раскидистого бука. Назир постоял, собираясь с мыслями, и толкнул дверь. Пахнуло не привычной затхлостью, застоялым потом и грязью с оттенком гнили, а чем-то более омерзительным. От этого запаха перехватывало дыхание и резало в груди. Назир подавил тошноту и шагнул через порог.
— Здесь, хозяин, — Гальвен указал на что-то серое и лохматое в углу.
Назир привычно погладил маленького спутника, и пикси тихонько заурчал от удовольствия. Он приблизился к существу в углу, держа руки на виду.
— Мир тебе, — мягко произнес сарацин. — Меня зовут Назир.
Существо заворочалось, откинуло назад спутанные волосы, и на сарацина уставились огромные голубые глаза. Это оказался мальчик лет десяти. Чумазая мордашка, пухлые губы. И до странности знакомые черты.
— Ты тоже волк? — тихо спросил мальчишка, подтягивая к груди острые костлявые коленки.
Назир покачал головой.
— Я человек. Хочешь, пойдем со мной, здесь тебе, наверное, страшно.
Мальчик замялся, не решаясь принять приглашение чужака.
— Как тебя зовут? — все так же мягко спросил сарацин, не делая попыток придвинуться ближе.
Мальчик вздохнул.
— Рэт, господин.
— Пойдем со мной, Рэт. Не бойся, никто тебя не тронет и не сделает плохого.
— Господь не спас их, — ребенок всхлипнул, пока Назир нес его к выходу. Он почти ничего не весил.
— От кого не спас?
— От волка, — Рэт хлюпнул носом. Разило от него так, что глаза слезились, но Назир старался не обращать на это внимания.
— Расскажи, что здесь случилось? — он направился к небольшой речушке за деревней.
Рэт поежился.
— Волк пришел, — тихо сказал он, — сожрал... старую Маг и Бри, и детей Боулдера... и других, кто не успел убежать.
— Большой волк? — Назир уже ничего не понимал. — Он был один?
— Да... большой, больше тебя, господин.
Сарацин осторожно опустил мальчишку на берег и принялся стаскивать с него лохмотья. Мальчик испуганно отодвинулся.
— Не бойся, — Назир убрал руки, — я лишь хочу, чтобы ты смыл с себя грязь.
— Нет, господин, — мальчик помотал головой, — это волчье дерьмо. Волк не тронул меня, потому что я вымазался им.
— И откуда у тебя такая полезная вещь? — улыбнулся сарацин.
Мальчик вздохнул.
— У меня был ручной волк. Он убежал, когда пришел тот, другой...
— Тебе надо смыть это, — Назир осторожно провел пучком травы по плечу мальчика, стирая грязь, которая слиплась в серо-коричневую корку, источающую непереносимое зловоние. — Я возьму тебя с собой в замок. Там есть еда, и там мы сможем защитить тебя.
— Вы? Разве ты не один, господин? — мальчишка напрягся.
— Нет, сынок, — сарацин бросил взгляд на зубчатые башни. — Со мной два великих воина. И один из них Робин Гуд.
Мальчик взглянул на него, открыв рот.
— Как так, господин? Разве Робин Гуд не умер?
— Это долгая история, — снова улыбнулся Назир. — Но он сам тебе расскажет, когда придем в Гисборн.
Имя Робина сотворило чудо. Мальчик безропотно позволил смыть с себя грязь и волчье дерьмо. Под коркой нечистот обнаружилась удивительно белая кожа и золотистые волосы, длинные, как у девочки.
— Пока надень это, — Назир стащил рубаху и натянул на худенькое тело. Подол доставал Рэту до щиколоток. — Потом отыщем тебе одежду. Сейчас мы пойдем к замку, и по пути ты мне все расскажешь. Хорошо?
Мальчишка кивнул и вложил тонкую руку в лапищу сарацина.